Анна это знала. Представлять себе смерть суверена или планировать ее, может быть, даже просто говорить о ней считалось изменой.
– Да, но я вам доверяю, – сказала она. – Не забывайте, я могу погубить вас, если захочу.
Это было сказано в шутку, однако Норрис посмотрел на нее с ужасом.
– Мадам, прошу, чтобы я тоже мог вам доверять, – сказал он, вставая и отвешивая поклон.
– Не уходите, – прошептала Анна.
– У меня есть обязанности в личных покоях короля. Доброго дня вашей милости.
Когда сэр Генри ушел, Анна увидела брата леди Уорчестер Энтони Брауна. Он поклонился Анне и пошел поговорить с сестрой. Оба с любопытством поглядывали на королеву. Похолодев от страха, она поняла, что Браун, наверное, подходил к саду по дорожке, огибавшей беседку. О Господи, неужели он слышал их разговор с Норрисом? Сэр Энтони был близок к Генриху, и тот глубоко уважал его. Если Браун расскажет королю об этом разговоре, он наверняка поверит. Тогда обвинением ей будут служить ее же собственные слова. И Норрису… Из их беседы могу сделать вывод, что они с Норрисом хранят какую-то общую постыдную тайну. Покушение на честь жены короля расценивалось как измена государству. Любой, осужденный за подобное преступление, претерпит невообразимо ужасную смерть через повешение, потрошение и четвертование.
Только не Норрис! Не верный, добрый, преданный Норрис, который не сделал ничего дурного, кроме того, что без всякой надежды любил ее, держась на почтительном расстоянии.
Нужно его предупредить!
Приказав слугам оставаться на месте, Анна заторопилась во дворец, направляясь прямиком в апартаменты Генриха. Норриса она нагнала в комнате пажей, где тот делал внушение за лень незадачливому мальчишке. Когда паж ушел, вылупив глаза при виде королевы, она прикрыла за ним дверь. На лице сэра Генри появился испуг.
– Кажется, нас подслушали, – начала Анна; Норрис продолжал взирать на нее с ужасом. – Сэр Генри, молю вас, пойдите к моему подателю милостыни и поклянитесь: что бы он обо мне ни услышал, я честная женщина.
– Анна, разумно ли это? – спросил глубоко взволнованный Норрис. – Это походит на желание оправдаться. Я могу поклясться в этом, если возникнет необходимость.
– Идите! – взвизгнула она. – Нельзя терять ни минуты!
– Мадам, вас хочет видеть король, – сообщил Анне ее камергер.
Проведя последние два часа в терзаниях по поводу судьбы Норриса, она ожидала худшего. Вот оно – возмездие, которого она ждала. Генрих все узнал. Ну что ж, без борьбы она не сдастся! Для защиты Анна взяла с собой Елизавету. С ребенком на руках, несомненно королевским, она будет взывать к Генриху как оболганная мать.
Короля она застала глядящим сквозь открытое окно на двор. Генрих хмурился, вид у него был обеспокоенный. Анна сделала реверанс, прижимая к себе дитя, и он обернулся.
– Я слышал о вас странные вещи, Анна. – Король пронзил ее стальным взглядом. – Ваш податель милостыни сообщил вашему камергеру, что вы посчитали необходимым послать к нему Норриса, чтобы тот заявил ему о вашей добродетельности.
– Сир, это было сделано, чтобы противостоять ужасным слухам, будто я развратная женщина, а мне не хотелось, чтобы в подобное поверил отец Скип. Я подумала, лучшим опровержением послужат слова Норриса, ведь он известен честностью и верностью вам.
– Если бы я заподозрил, что вы меня обманывали, то никогда бы не простил, – не сразу, но ответил король.
– Как вы могли такое подумать? Я люблю вас, Генрих. Этот ребенок – дитя нашей любви. Я никогда не променяла бы вас на другого.
Генрих навел на нее тяжелый взгляд:
– Не допускайте сплетен о том, что благодаря вам я стал рогоносцем, мадам!
– Почему папа злится? – спросила Елизавета, когда Анна выносила ее из комнаты.
– Ничего страшного, – заверила ее Анна, глотая слезы и молясь про себя, чтобы это было правдой. – Все будет хорошо, моя дорогая.
В тот вечер состоялся банкет, и Генрих вел себя как обычно: был любезен и охотно поддерживал компанию. Гнев его, к облегчению Анны, перегорел. Они первыми пошли танцевать, и Генрих восхищался платьем Анны – новым, из серого дамаста с алым киртлом. В десять он ушел, сославшись на необходимость заняться важными государственными делами.
Когда король удалился, Анна обратила внимание, что люди в приемном зале все время перешептываются. Около одиннадцати часов кто-то сказал, что заседание совета еще не закончилось. Ясно, что решался некий серьезный и важный вопрос. Неужели война неизбежна?
Анна дождалась окончания совещания и на выходе из зала поймала отца. Лицо его посерело, и выглядел сэр Томас так, будто нес на плечах всю тяжесть мира.
– Что случилось? – нетерпеливо спросила она.
– Я не могу тебе сказать, Анна, – прохрипел отец. – Мы все поклялись хранить молчание. Но визит короля во Францию откладывается на неделю. Скоро об этом объявят.
– Это касается меня? – Анна слышала страх в голосе отца.
– Это касается всех нас. А теперь спокойной ночи.
Если так, значит речь шла о войне.
Часть четвертая. «На мне нет греха»
Глава 26. 1536 год
Анна всегда любила Майский день и празднования в честь него при дворе. Обычно его отмечали большим турниром. В этом году состязания должны были пройти в Гринвиче. День выдался теплый, и легкий ветерок трепал разноцветные вымпелы, когда Анна занимала свое место в первом ряду на королевской трибуне. Дамы плотной группой стояли у нее за спиной. Наконец под громкие овации появился Генрих. Он сердечно приветствовал супругу, но, когда садился в кресло, казалось, был занят своими мыслями. Король собирался сам принять участие в ристалище, однако старая рана на ноге давала о себе знать, и залечить ее окончательно не удавалось.
Они смотрели, как участники состязания с копьями в руках и в блестящих доспехах торжественно объезжают по кругу турнирную площадку. Джордж ехал во главе тех, кто бросает вызов на бой, приводя в восторг толпу зрителей умением ломать копья и вольтижировать на спине лошади. Норрис возглавлял защищающихся, однако его темпераментный конь артачился и не шел на площадку, пока Генрих не крикнул, чтобы сэр Генри в знак уважения к нему взял его собственного коня. Анна обрадовалась, что король не держит зла на давнего друга.
Том Уайетт превзошел сам себя и всех остальных, хотя Норрис, Уэстон и Бреретон тоже показали, что прекрасно владеют оружием. Генрих громко выражал одобрение и аплодировал. Анна с высоты своего места ободряюще улыбалась галантным рыцарям.
Где-то в середине состязаний появился паж и подал Генриху сложенный лист бумаги. Король прочел записку, опасно побагровел, потом встал, едва не опрокинув кресло, и тяжелой поступью двинулся прочь. Отец и Джордж были в числе джентльменов, которые поспешили за королем.
Неужели Генрих уходит? Анна не могла в это поверить. Поднялся гомон голосов, отовсюду посыпались комментарии. Что случилось? Французы вторглись в Англию? Король, столь редко забывавший о вежливости, даже не удосужился с ней