Мария взирала на нее так, будто ее собеседница – ком грязи, который она только что счистила с башмака:

– Я не знаю никакой другой королевы в Англии, кроме своей матери, но если вы сделаете мне такое одолжение и примирите с отцом, буду вам весьма признательна.

Неужели эта девица никогда не образумится?

– Я настоятельно рекомендую вам принять мое предложение, сделанное из добрых побуждений и в наших общих интересах, – с вызовом произнесла Анна.

– Если я приму вашу сторону, мадам Болейн, это сослужит вам хорошую службу. Не считайте меня настолько наивной, чтобы я не понимала, какую игру вы ведете. Благодаря вам я повзрослела очень быстро.

– Поговорите со мной еще в таком тоне – и ваше положение станет хуже, чем сейчас, – предупредила Анна. – Но стоит вам принять мою руку дружбы – и вы найдете меня ревностной защитницей ваших интересов.

– Вы бы защитили их лучше, если бы убрались вместе со своим последышем куда-нибудь подальше и освободили моего отца от своих чар, чтобы он мог вернуться к моей матери, истинной королеве! – резким тоном отчеканила Мария.

– Не смейте так разговаривать с королевой! – крикнула леди Шелтон.

– Королева находится в Бакдене! – гневно бросила ей в ответ Мария.

Это было невыносимо.

– Я усмирю необузданную гордыню вашей испанской крови! – пригрозила Анна. – А что касается приема вас при дворе, то я об этом и слышать не желаю. Вы застелили себе ложе, теперь покойтесь на нем.

– Ну вот видите, что вы натворили, глупая девчонка, – прошипела леди Шелтон.

Мария пожала плечами:

– Давить на меня – напрасный труд. И вы заблуждаетесь, если думаете, что плохое обращение со мной или даже угроза смерти заставят меня изменить своему решению.

– Это мы еще посмотрим, – кинула в ответ Анна и вышла из комнаты.

Леди Шелтон торопливо засеменила следом:

– Ваша милость, в душе она неплохая девушка. Она в смятении, напугана и глубоко переживает разлуку с матерью. К тому же она в сложном возрасте, когда молодые склонны бунтовать. Ей не следовало говорить с вами так, она сама свой злейший враг.

– Мне это все равно, – сказала Анна. – Я умываю руки.

Но ей было не все равно. По дороге домой, трясясь в носилках под грохот лошадиных копыт, она металась в отчаянии. Генрих рассердится, когда узнает, как Мария говорила с ней, но он так уязвим, если дело касается его дочери. Анна не верила, что король подвергнет ее достаточно суровому наказанию. С другой стороны была Мария, непокорная, уверенная в своих правах, популярная, любимая, которой все сочувствуют. Имелся еще и император, который мог решиться на применение вооруженной силы ради поддержки своей кузины. Что тогда станет с ней самой и Елизаветой? Отправят их действительно куда-нибудь подальше или распорядятся их судьбой еще более сурово?

Как и предполагала Анна, Генрих взорвался от ярости. Новый взрыв произошел, когда Мария отказалась сопровождать двор Елизаветы при его переезде во дворец Мор в Хартфордшире. Ее пришлось заталкивать в носилки. Терпение короля истощалось.

– Я распоряжусь так, что она больше никогда не вздумает мне прекословить! Ни она, ни кто другой! – ревел Генрих. – Этим займется парламент!

В ту весну он приказал издать акт, который наделял Анну в случае его смерти правами регентши королевства и абсолютной властью над своими детьми. Другим актом Екатерина лишалась своих земель, принадлежавших ей как королеве, но взамен ей возвращались владения, на которые она имела право как вдова принца Артура. Имения королевы отошли Анне. Был издан Акт с обвинением в государственной измене против епископа Фишера: его осудили на заключение в Тауэре. Кромвель узнал, что епископ расспрашивал кентскую монахиню о ее пророчествах, но ничего не сообщил об этом королю. Генрих с готовностью принял это за свидетельство вовлеченности Фишера в изменнический заговор. Однако Фишер оказался слишком болен для того, чтобы совершить путешествие в Лондон.

Сама монахиня и четверо ее приспешников были обвинены в государственной измене. Однако для Анны наибольшее значение имел еще один акт парламента, который объявлял наследниками английской короны ее детей от Генриха. Еще лучше было то, что этот новый акт требовал от всех подданных короля, буде последует такое распоряжение, приносить клятву верности королеве Анне и признавать ее законной женой Генриха VIII, а принцессу Елизавету – его легитимной наследницей. Отказавшихся принести клятву обвинят в совершении измены и отправят в тюрьму.

Перспектива, что недоброжелателей силой вынудят признать ее, успокоила нервы Анны. Однако солнечным апрельским утром в начале апреля Генрих ворвался к ней в покои.

– Этот папа – сучий сын! – Беленясь от гнева, он изрыгнул ругательство.

Король так побагровел лицом, что Анна опасалась, не случилось бы с ним удара. Быстро поднявшись из реверанса, она усадила супруга в кресло, которое только что освободила:

– Что он сделал?

Генрих выглядел совсем больным.

– Французский посол сообщил, что Климент высказался в пользу Екатерины. Заявил, что наш брак всегда был и остается нерушимым и законным и Мария его полноправный отпрыск.

Анне стало плохо. Это решение могло сплотить многих колеблющихся вокруг Екатерины и ее дочери, а императора подтолкнуть к заключению, что объявление войны в защиту интересов тетки более достойное дело, чем битва с турками. Акт о престолонаследии был принят как раз вовремя.

– Но он проигнорировал все постановления университетов! – воскликнула Анна. – Очевидно, мнения умнейших людей Европы не имеют для него никакого значения. Он позорит папский престол, его нужно низложить!

Генрих кивал, отчаянно выражая согласие:

– Он приказал мне немедленно возобновить супружеские отношения с Екатериной. Я обязан содержать ее и относиться к ней как подобает любящему мужу и приличествует королевской чести. В случае отказа меня отлучат от Церкви. И – это уж последнее оскорбление – я должен оплатить судебные издержки!

Король явно был потрясен, и Анна поняла: несмотря на все совершенное для разрыва с Римом, он до последней минуты продолжал уповать на возможность как-то залатать эту брешь. Однако Климент своим вердиктом разрушил все надежды. Если Англия впадет в схизму, виноват будет папа.

– Это политическое решение, – заметила Анна.

– Увы, но Климент придерживался подобной линии в течение всех этих долгих лет. Его не волнует, о чем говорит Писание, о чем толкуют теологи, которые гораздо более сведущи в этих делах, чем он. Но он еще поплачет о дне, когда принял такое решение. Суждения епископа Рима больше не имеют веса в Англии. Я прикажу, чтобы в каждой церкви в стране произнесли проповеди против его вероломства.

Распоряжение было издано. В день Пасхи прихожан по всей Англии оповестили о злонамеренности папы Климента, и верным подданным было велено каждую неделю молиться за короля Генриха VIII как ближайшего к Богу, единственного главу Церкви, а также за супругу его Анну и принцессу Елизавету. Это не остановило народных гуляний, которые устроили кое-где в предвкушении скорого возвращения Екатерины.

Генрих рассылал посланцев по всему