У Потапа забарабанило сердце от сходства почерков в тетради и записке. Безусловно, что исследуемая писулька должна была содержать достаточный объем графических признаков, которые индивидуализировали исполнителя. Но и то, что Потап обнаружил, привнесло уверенность, что он на правильном пути. Потап вынул тетрадь из-под микроскопа, взглянул на её обложку и замер. На ней не значилась фамилия ученика. Он несколько раз пролистал её от начала и до конца, но так и не обнаружил её принадлежность кому-либо.
– Вот незадача! – он с отчаянием взлохматил ладонями волос. – Н-да. Лёгких путей не бывает, – он вертел тетрадь, всматривался в содержимое, качал головой и рассуждал, – Иначе жизнь была бы слишком проста и неказиста.
Озадаченный неожиданным казусом Потап позвонил Борису.
Телефонный звонок растормошил, казалось, только что уснувшего Борьку. Он схватил трубку и крикнул.
– Старший оперуполномоченный Кабанов слушает. Алё …алё, – но в ответ, ни слова, ни полслова. Борис потряс трубку, стукнул её о стену так, что она чуть не разлетелась вдребезги.
Очнувшись, он разлепил глаза и понял, что крепко спал, в руках трубки не оказалось, он с трудом сориентировался, где находится. В предрассветном мраке бородавчатый потолок ответил, что он дома в своей кровати. Одетый и в ботинках он лежал сверху покрывала и даже не вспомнил, как свалился замертво от бессонных ночей. Схватив трубку, он все ещё не мог произнести ни слова. Не найдя как ответить что-нибудь вразумительное, он не членораздельно промычал.
– У-у-у.
Потап, услышав сонное мычание, перешёл к делу.
– Это я Потап. Включайся, ты мне нужен. Тут такое дело…, – он замялся, ожидая ответа с противоположного конца, в надежде, что его поймут. – Возможно, я нашёл убийцу, но фортуна пока на его стороне. Тетрадь с его почерком не подписана. И теперь настало время для твоей работы, – он знал, что на другом конце Боря ловит каждый его шорох. – Я домой спать, а ты дуй в школу и выясни, чьи это письмена. Понял? Повтори.
– Есть! Товарищ старший лейтенант.
У Бориса сон как рукой сняло. Такой удачи он не ожидал. Он в доску разобьётся для Потапа и выяснит, кто сдал не подписанную тетрадь.
– Понял. Выхожу. Все сделаю в лучшем виде.
Борис через пять минут шагал по мокрому асфальту на работу. Так быстро он ещё ни разу не собирался, словно ошпаренный. Утром небо разразилось молнией, вдали громыхал гром, голову поливало дождём как из лейки. Поглощённый мыслями о работе, он бодро встретил рассвет, не замечая ни сырого холода, ни пара изо рта. За последнее время у Бориса появилась ему неведомая черта характера такая как многогранность, о которой он и не подозревал.
Его доброе от природы лицо мгновенно перевоплощалось в зависимости от того с кем он общался, и чего добивался. При встрече с друзьями оно светилось добротой, вселяло страх преступникам, выражало злость врагам, мог скрыть эмоции за маской безразличия как талантливый мим. Борис предпочитал проводить опросы сам, потому что наблюдательность, умение по мимике видеть невидимое досталась ему от природы, а его интуиция балансировала в нём на грани ясновидения. Он, проще говоря, задницей чуял ложь, и внутренним чутьём определял причастность человека к преступлению. Карие буравчики насквозь сканировали собеседников, которые с лёгкостью расставались с секретами, доверив их неоперившемуся и энергичному следователю. Гипнотизируя людей, он добивался признаний. Как ему это удавалось, он объяснить не мог.
Присущий не в патологической форме перфекционизм принимал ошибочность его собственных взглядов. Жизнь для Бориса была не только «чёрное и белое», он наслаждался радугой жизни, хотя некоторых оттенков, как дальтоник, не замечал. Работу оперуполномоченным он воспринимал в красном цвете. Она казалась ему хуже, чем есть на самом деле, раздражала как быка, но, сколько бы он не искал другую работу, более идеальную, то вряд ли бы нашёл. Он боролся с собственным я, даже при выборе девушек. Не каждая подходила под его суждение о любви – либо «все или ничего». Вероятнее всего Борис прожил бы жизнь в одиночестве, не найдя идеальных отношений, до тех пор пока не понял бы, что слово «достаточно» часто означает именно это.
Люди для Кабанова были тем инструментом, на котором он оттачивал на допросах мастерство оперативника. Каждый раз, расследуя новое дело, он понимал, что ему не хватает знаний по психологии. Как-то в разговоре с врачом психиатром по делу о Мстителе, он услышал о существовании методики манипулирования психическим сознанием человека. Экспериментатор по натуре он допускал применение сомнительных методик на людях, чтобы воочию видеть результат. И все же человечность не позволяла ему использовать самые жестокие из них или более двух одновременно, но один он всегда выбирал и внедрял.
Экспериментировать он начал сразу на допросах Мстителя. Борис употребил яростный напор и непомерный гнев. К сожалению, результат огорчил опера. К счастью ситуацию спас Потап. Он нашёл ключ к психопату, а опер разочаровался в том, что не правильно выбирал методику.
По его сценарию, маньяк якобы должен был успокоить опера признанием в убийстве. Он должен был рассказать все как на духу. Но окончательно окаменевший под прессингом Бориса маньяк ввёл его самого в аналогичный ступор. Следователь осознал промахи и ошибки, но не отказался от дальнейшего применения методики.
В беседе с Михайловым опер ограничился излишней подозрительностью, вызвав к вынужденным оправданиям. При этом он добивался «проталкивания» в подсознание нужных психологических установок за счёт ослабления защитного барьера психики. Ему практически удалось сломить Леню. Метод помог оперу убедиться в его невиновности, этому он был несказанно рад, а моральные устои его мало волновали.
Слишком доверять нововведениям Борис не спешил. Допрашиваемые люди, испытывающие психологический прессинг, не интересовали Бориса как личности, ведь перед ним стояла цель, и он реализовал её как мог.
Труднее всего ему дался разговор с родителями убитой Надежды, тронувшие его за живое. Сопереживая, Борис чувствовал вину за то, что мирные люди страдали по воле убийцы, что судьба жестоко наказала их. Слова матери о божьей каре, застряли в его подсознании. Она неустанно твердила об этом, повторяя, что они с мужем состояли в родстве и были троюродными братом и сестрой. Борис неоднократно возвращался к мысли о божьей каре, возмездии которое настигает грешников. Но в его сознании не укладывалась логика матери.
