В течение двух десятилетий модной жизни Ланни Бэдд имел возможность наблюдать действие спиртных напитков на любимцев фортуны. Один из них Дик Окснард, гениальный художник и любимец нью-йоркского общества, умер от белой горячки. Ланни знал каждый симптом. Так в течение нескольких минут он изобразил глупую ухмылку на своём лице, а затем изо всех сил старался убрать её, но не смог. Нацистские офицеры посмотрели друг на друга и перемигнулись. Рёрих посмотрел на свою даму, а Фидлер на своих двух, и все были в восторге. Ланни будет мигать, и закатывать глаза, а затем все пятеро будут хихикать и вряд ли их можно будет остановить. "Пейте больше!" — вскричал Рёрих, а Фифи предложила бокал Ланни. Он взял его и держал неустойчиво, проливая. Потом встал, поднял его высоко, помахал им неустойчиво в воздухе, и провозгласил: "Heil Hitler!" Конечно, два нациста встали и подняли свои бокалы. Французские дамы, которым заплатили, чтобы они делали то, что им скажут, последовали его примеру. Они выпили за этот тост и сели на свои места. Ланни моргнул, сглотнул два или три раза, и снова поднялся, восклицая: "Der grösste Mann der Welt!" Все встали и снова пили, а он промолвил: "Mein Freund Adi! Prosit, Adi!" и выпил немного ещё. Он пил маленькими глотками, говоря и дико икая между словами, что позволило ему казаться выпившим очень много.
Опьянение действует на разных люди по-разному, и теперь с Ланни Бэдд оно приняло форму дифирамбов lieb' Vaterland и всем его достижениям. Постоянно икая, заплетая язык, он сказал, что немецкий язык был его любимым языком, а немцы были людьми, с которыми он любил находиться вместе. Он был одним из них в душе, и просил их, чтобы они позволили ему видеть их чаще. Он надеялся, что они извинят его за слёзы от счастья, проступавшие во время рассказов о своих посещениях в детстве Замка Штубендорф, о Курте Мейснере, который готовился стать величайшим музыкантом в мире, о Генрихе Юнге, сыне Oberförster, который, не зная об этом, готовился стать одним из лидеров Гитлерюгенда. Он рассказал, как после войны, Генрих посетил великого Ади в тюрьме и рассказал Ланни об этом новом фюрере, предназначенном спасти сначала Германию, а потом весь мир.
"Мир прогнил" — объявлен плейбой. — "Франция глядится прогнившей, и вы можете увидеть эту гниль здесь". Он махнул рукой, указывая на кабинет, на стол, на пищу и Damen. Он говорил по-немецки, так что Damen не знали, что они были Damen и не услышали, что они сгнили verfault. Ланни икнул, сказал Verzeihung и объяснил, что это было от огорчения, когда он думал о коррупции Frankreich, и что он становится absolut schwärmerisch, когда думает о достоинствах Deutschland. Он не возражал от нагромождения чепухи, какую он нёс, потому что он должен казаться пьяным, и к тому времени его друзья также несколько опьянели.
Его трогательную речь была встречена многими Hurra и Heil. Она завершилась объявлением, что гнилая Frankreich будет очищена, как и остальная гнилая Europa. Ланни знал все об этом, и предположил, что его друзья национал-социалисты также знали. Но, возможно, они не понимали, насколько близок Der Tag. "Мы готовы действовать, мы Люди в капюшонах", — и Ланни стал снимать свой капюшон, показывая себя, как лидера грядущего государственного переворота, одним из его финансовых спонсоров и наперсником людей действия, которые доведут переворот до конца. Ланни сделал еще один глоток шампанского и назвал всех лидеров и важные социальные позиции, которые они занимали. Он рассказал, где хранилось оружие, и назвал ключевые объекты, которые должны быть захвачены. Он не беспокоился о точности, потому что молодые нацисты были в состоянии экзальтации, видя свою пятую колонну, захватывающую Францию без единого выстрела, и они были не в том состоянии, чтобы делать заметки или запомнить детали. Ланни наблюдал за женщинами, чтобы убедиться, что они не понимали немецкий язык, а находились в своём обычном состоянии, стремясь выпить столько шампанского, за сколько американский миллионер был готов заплатить.
XЭто был разговор, к которому два эсэсовца не были готовы. И озадаченный хозяин понял это и икнул: "Я чего-то там говорю. Я пьян, Боже. Я же вас предупреждал!" Он почувствовал себя несчастным из-за своих плохих манер. Но его друзья утешили его, что это был самый интеллектуальный разговор. Они хотели доказать, что тоже могли бы принять участие в таком разговоре, и заверили его, что американцы тоже великие люди и достойны разделить высокое предназначение Германии. Ланни Бэдд и его гости стали друзьями на всю жизнь. Да, они знают, что делают Люди в капюшонах, и были всегда готовы им помочь, когда возникнет необходимость.
"Nein, nein, wartet nur, подождите, пусть французы это делают — ик!" — Но Ланни приготовил другую роль для своих нацистских товарищей. — "Вы должны заняться немцами, немецкими предателями. Вы знаете, что в Париже есть немецкие предатели?"
Хозяин пустился в другие запутанные рассуждения. В Париже были Красные и все виды предателей Фатерланада, клевещущие на великого фюрера и благородных нацистов, и посылающие свою ложь обратно в Германию. — "У нас, Кагуляров, есть шпионы среди них, и мы знаем, кто они, может быть, вы-ик, хотите, чтобы я рассказал вам о них?"
Эсэсовцы ответили, им не нужны рассказы всяких посторонних о немецких предателях. У них самих есть собственные средства наблюдать за этой нечистью, но все-таки они были благодарны своему американскому другу за это предупреждение. У всех троих опять случился взрыв Schwärmerei. Они пожали руки через стол, это было легко, потому что коррумпированные французские дамы уже утонули в своих креслах и были почти готовы заснуть. Трое не коррумпированных джентльменов запели песню о дорогом Фатерланде, который может спать спокойно, потому что его героические сыновья стоят на страже. Они пели об улицах, свободных для коричневых батальонов, а потом уже о Германии, принадлежащей нам сегодня, и об остальном мире, который будет принадлежать нам завтра. Между песнями симпатизирующий нацизму американец прихлебнул еще несколько капель шампанского и возобновил свое предложение узнать для своих немецких друзей, что делают здесь предатели, змеи и гады в Париже.
"Nein, nein", — настаивал Рёрих. — "У нас есть способы, чтобы позаботиться о них, nicht wahr, Bruno?" И Бруно, чье лицо теперь приняло форму и цвет полной луны, поднимающейся над пыльными полями, ответил: Du musst es ja
