Все знания, которые приобрел Ланни Бэдд за всю свою жизнь в праздном классе, покинули его в этой сложной ситуации, и он выдавил из себя: "Я, губернатор?"

— У меня много дел, а хороший руководитель никогда ничего не делает сам, что он может поручить другим. Вы полны мыслями на эту тему, и почему бы их не высказать на бумаге? Я не говорю, что я не изменю их, но вы сделаете первый проект.

— Хорошо, если вы так считаете.

— Давайте изложите ключевые фразы на бумаге без задержки. Вы печатаете на машинке?

— Да.

— Хорошо, она там в углу. Включите свет и представьте себя величайшим просветителем. Вы собираетесь написать несколько предложений, которые все грамотные люди на земле прочтут и поймут.

"Мой Бог!" — воскликнул сын владельца Бэдд-Эрлинг Эйркрафт. — "Если я в состоянии нажимать на клавиши!"

Этот дружелюбный великий человек был не так, чтобы очень доволен наивностью своего гостя, но он научился выполнять свои многочисленные обязанности с приправой весёлости. "Не используйте слишком грубую лексику", — предупредил он. — "И помните свои обязанности!"

Ланни подошел к пишущей машинке, сел, снял крышку, включил свет и вставил в неё лист бумаги. Его голова была в смятении, но это смятение было полно слов и фраз, потому что всю свою жизнь он был великолепным рассказчиком. И теперь за многие годы его речь должна стать угрозой для нацистской фашистской диктатуры. Предложения приняли форму, и он обнаружил, что его пальцы были готовы настучать их. Когда он закончил, он прочитал: "Настоящее правление международного бесправия началось несколько лет назад. Оно началось неоправданным вмешательством во внутренние дела других государств или вторжением на чужие территории в нарушение договоров и достигло стадии, когда сами основы цивилизации находятся под серьезной угрозой".

"O.K.", — сказал президент, а голова Ланни была ещё в большем смятении, чем когда-либо. Но, тем не менее, это не помешало составить еще одно предложение. Он набрал его, а затем прочитал: "Невинные народы, невинные страны сейчас жестоко принесены в жертву жажде власти и превосходства, которое лишено всякого чувства справедливости и гуманных соображений".

Опять же слушатель сказал: "O.K."

Затем третье предложение, которое, казалось, имело решающее значение для ее автора: "Когда эпидемическое заболевание начинает распространяться, то сообщество одобряет и включает в карантин заболевших с целью защиты здоровья сообщества против распространения болезни".

"Отлично!" — воскликнул президент. — "Возьмите это основной мыслью для вашего выступления. Все в мире понимают природу карантина". Затем он приказал: "Прочитайте все это мне". После прослушивания он спросил: "Если я скажу что-то подобное, вы будете удовлетворены?"

— "О, губернатор! Это сделает меня гордым, как собаку с двумя хвостами".

ФДР хихикнул. — "Откуда вы взяли эту фразу?"

"Где-то в Англии, у них там есть такие собаки". — Ланни нравилась тоже шутить.

Президент погрузился в свои мысли, и они были не о собачьих хвостах. "Давайте рассмотрим такой вопрос", — сказал он. — "Немецкий народ имел какие-то реальные обиды, не так ли? В Версальском договоре были положения, который были навязаны, и которых там не должно было быть".

— Несомненно, да, губернатор. Я влип в неприятности, высказываясь против этих положений.

— Тогда предположим, что, признав этот факт, мы создадим трудности для нацистов. Вставим такой пункт, который вырвет из-под них почву. Напечатайте это…

И он стал диктовать фразу за фразой, в то время как Ланни печатал: "Это правда, что нравственное сознание мира должно признать важность устранения несправедливости и вполне обоснованные претензии, но в то же время оно должно пробудить кардинальную необходимость почитания святости договоров, уважения прав и свобод других лиц, а также положить конец актам международной агрессии".

Ланни напечатал эти слова, и зачитал их снова. "Эта вставка что-нибудь ухудшит?" — спросил другой.

— Она демонстрирует мне, что значит быть государственным деятелем.

Так они оба остались довольны сами собой и друг другом. "Я хочу речь на двадцать минут", — объяснил президент — "около десяти машинописных страниц. Как скоро вы можете её подготовить?"

— Я сделаю это сегодня. Поверьте мне, я не буду ложиться спать, пока она не будет закончена.

— Пошлите её в гостиницу Гаса, как только она будет готова. Я скажу ему, чтобы он её ждал. Я думаю, что я её использую в Чикаго, где я планирую выступить на открытии моста Ауте драйв. Берти МакКормик взбесится!

— Не беспокойтесь и поручите всё мне, губернатор.

— Я, вероятно, изменю текст так, что вы его не узнаете, но суть там останется. У меня было нечто подобное в моей голове в течение длительного времени. Я говорю вам заранее, я ничего не сказал за всю мою карьеру такого, что вызовет такую ярость у оппозиции, как эти полудюжины предложений, и ярость будет не только среди республиканцев!

Ланни пошел в свой гостиничный номер, достал свою собственную пишущую машинку и сел за работу. Ему не нужно было заказывать кофе, потому что он находился в состоянии экзальтации. Наконец, теперь он собирается изменить мир! Любая вещь, которую он когда-либо делал в своей жизни, была подготовкой к этой работе. Его голова была настолько полна идей, что было трудно разобраться в них. Разоблачение всей фашистской агрессии, призыв к солидарности всех демократических сил и всего три тысячи слов!

Он расхаживал по комнате и приводил в порядок свои мысли. Нацистское фашистское накапливание вооружений. Усилия миролюбивых народов для роста взаимопонимания. Устав Лиги Наций. Пакт Бриана-Келлога. Договор девяти держав. Когда он всё прояснил в своей голове, он сел и всё напечатал за полночь. Он пересмотрел напечатанное, сделал исправления, порвал и перепечатал. Он работал в лихорадке, пока солнечный свет не проник в его комнату. Последнюю задачу, изготовление чистой копии, можно было бы поручить стенографистке гостиницы. Но он подумал: "Если ФДР выступит по моему тексту, тогда она может вспомнить его!" Нет, он должен был сделать все это сам.

Он позволил себе роскошь сделать для себя одну копию под копирку, которую он опечатает и уберёт в свой сейф в Первом Национальном банке Ньюкасла, где отец Эстер Бэдд был президентом. Все более ранние проекты были разорваны на мелкие кусочки и отправили вниз в емкие сточные трубы города Вашингтона. Первый экземпляр был запечатан в конверт и адресован Гасу Геннеричу в отель Мэйфлауэр. Ланни вызвал посыльного и вручил ему драгоценное официальное письмо, предупреждая его, что это очень важно. Чтобы стимулировать его чувство долга, ему было вручено полдоллара. Ланни подождал, пока Гас не позвонил: "O.K., Захаров". Потом он опустил шторы, выключил телефон, вывесил табличку "Не беспокоить", и заснул сном человека, кто преуспел в изменении внешней политики своей страны.