— Но рано или поздно Марселина захочет вернуться навестить свою мать, и как я объясню, что не смогу ее сопровождать?

— Я полагаю, вы можете сослаться на свои военные обязанности. Марселине всегда будут рады в доме её матери, но вы никогда не приедете сюда до тех пор, пока я жив. На тяжкое уголовное преступление нет срока давности, и в моем определении ничего не изменится. Эти картины спокойно находились в хранилище в течение более двадцати лет, и я хочу знать, что они будут здесь в следующий раз, когда я вернусь.

— Вы не верите моему слову, что я искренне сожалею, и что никогда больше не прикоснусь к ним?

— Простите, Витторио, вы дали мне урок, что ваше слово ровно ничего не стоит. Моя мать дала вам деньги на обещание бросить играть в азартные игры, а вы постоянно нарушали его. А дом это место, где люди верят и доверяют друг другу, а вы исключили себя из нашего дома.

— Вы хотите знать, что я думаю о вашем поведении, Ланни? Вы по-прежнему красный в душе. Я убедился в этом, когда вы прибыли в Испанию, чтобы помочь этой проклятой змее Альфи.

— Вы можете думать что угодно, Витторио, но не делайте ошибку говорить об этом. Помните, что вы взяли деньги, чтобы принять участие в освобождении этой змеи.

— Я взял деньги, но я никогда ничего не делал. Я наблюдал за вами, чтобы убедиться, что вы не нанесли вред нашему делу.

— Это ваша история, и не забудьте, как слабо она выглядит. Ваш лагерь полон шпионов и предателей, и если вы когда-нибудь запачкаетесь, вам будет трудно отмыться. Я расскажу вам о себе. Я видел так много мошенников среди политиков во всех лагерях, и я решил оставить их в покое и заняться своими собственными делами. Что касается вас и меня, то я думаю, что будет справедливо, что я промолчу о том, что я знаю о вас, а вы о том, что вы обо мне думаете. Хотите возразить?

— Нет, конечно, что еще я могу сделать? Я не хочу позора на свою жену или испортить будущее моего сына. Но я говорю вам, что я когда-нибудь вернусь во Францию и на моих собственных условиях.

— Возможно, вы войдёте во главе армии. Если это так, то я надеюсь уехать до того, как начнут падать бомбы.

Ланни сел за стол и написал: "По требованию я обещаю выплатить Ланни Бэдду сумму в восемьдесят тысяч франков за полученный эквивалент". Он поставил дату, а Капитано подписал расписку и вышел.

В деревне он сел на трамвай в Канны, а оттуда позвонил своей жене и сказал, что он получил в итальянском консульстве телеграмму с приказом немедленно прибыть в Севилью. Он ошибся и пробыл в отпуске больше положенного.

Марселина, конечно, была очень расстроена. Что же ей делать? Конечно, она не могла взять маленького ребенка в такую долгую поездку в охваченную войной Испанию в летнюю жару, которая так скоро наступит. — "Я должна подождать некоторое время, Витторио, и, возможно, перестав кормить грудью ребенка, оставить его здесь".

"О, Ланни, что ты наделал!" — воскликнула сердобольная мать в уединении своего будуара. — "Разве ты не знаешь, как она его любит?"

"Это ее несчастье, что она сделала плохой выбор", — ответил жестокосердый сын. — "Она выбрала свою собственную постель, но ей не следует лежать в ней на одну ночь дольше, больше, чем она захочет".

— В Южной Испании такой жуткий климат и комары! Ты не должен был этого делать, Ланни! Это было слишком жестоко!

"Легче на поворотах, старушка" — ответил он. Эту фразу он узнал в грубой земле янки. Ведь он не рассказал ей, как "жесток" он был, оставив ее думать, что молодой муж уехал из-за своего болезненного смущения.

Витторио объяснил Марселине, что у него было много дел в Каннах, и попросил ее упаковать свои вещи и приехать проводить его. Кроме того, не будет ли Ланни достаточно любезен, чтобы сделать заказ бюро путешествий посодействовать его отправке?

Ланни был счастлив быть любезным. Он позвонил своему старому другу Джерри и пообещал выслать по почте чек при получении счета. Он дал Марселине тысячу франков в конверте, и на этом покончил с этим делом. Он был рад, что он не должен присутствовать при расставании, и убедил свою мать отправить ее прощальные пожелания через посредника. Пусть молодая пара проведёт свои последние часы вместе и решит свои проблемы по-своему. Ланни сам слез не проливал. Он всегда любил дом своей матери, но потерял интерес к нему с появлением там фашистского бывшего авиатора. Теперь Ланни сможет оставаться там какое-то время, ходить на рыбалку с Джерри, играть в теннис и плавать. И пусть в его сердце вернётся немного радости жизни.

Но он не мог уйти от политики. Ему надо было связаться с Джулией Пальма, посадить ее в автомобиль и прочитать письма, которые приходили ей от мужа. Правительство переместилось в Барселону, и Рауль был там, их бомбили почти каждый день. Странная вещь, привыкаешь к бомбёжке, по-видимому, люди могли привыкнуть ко всему. Слышишь свист бомбы, автоматически закроешь глаза на мгновение. Потом взрыв, и дом через дорогу превращен в руины в доли секунды. Каждый день убивали сотни людей, или, что еще хуже, калечили и погребали их под обломками, которые могли и загореться. В кварталах вокруг Рауля не осталось нетронутым ни одного оконного стекла. Тем не менее, люди оставались в городе и делали свою работу, женщины отказывались покинуть своих мужчин.

Рауль мог бы легко уехать, но он тоже отказался. Его маленькая жена закрыла глаза и её веки задрожали, когда она сказала: "Я не буду просить его приехать. Там его долг, и я не буду разрушать его веру. Это народная война, это свобода, это все, во что мы верим. Мы хотели этого, и мы должны это поддерживать".

Ланни дал ей немного денег, а затем вернулся к себе домой. Он был глубоко тронут, и его мучила совесть, потому что он устроил себе каникулы в такое ужасное время, как это. Труди-призрак по-прежнему не давал ему покоя в его душе. Он хотел, чтобы Ланни стал фанатиком, похожим на него. Он вызывал у него гнев на лицемерие власти, на классовые интересы, маскирующиеся под патриотизм, благочестие, любовь к миру. Он знал, как быстро эти сторонники мира начнут драку, когда возникнет угроза их собственным привилегиям. Это можно видеть в Испании и слышать разговоры в светском обществе на Лазурном берегу, где состоятельные