по мнению этого элегантного Юнкера, было нежелание приверженцев нацизма американизироваться. Они хотели заставить американцев принять нацистские правила, чего нельзя добиться. Бунду было приказано изменить свой облик, и даже перекрасить свастику в красный, белый и синий цвета. Все это было трудно, особенно в глубинке.

Ланни согласился, но сказал, что он заметил, что появилось очень много местных групп с нацистской программой, но не признававших её нацисткой, а во многих случаях даже не зная об этом. Они называли себя "Христианами" или "Протестантами", "Свободными янки" или "Американскими патриотами". На самом деле между ними не было никаких различий. Они одинаково видели Красную опасность и еврейскую угрозу и воевали с Новым курсом. Капитан согласился, а Квадратт добавил: "Прямо сейчас всяких Лиг граждан, Защитных ассоциаций и Лиг национальных рабочих полно в Нью-Йорке".

XII

Этот хорошо обученный аристократ говорил по-английски без малейшего акцента, и ему не составляло труда "американизироваться". Он был здесь, чтобы принести пользу Америке. Он объяснил, что хочет дать стране возможность извлечь прибыль из уроков, полученных в Германии. Он нашел американцев чрезвычайно восприимчивыми людьми, особенно высокопоставленных, которым было что терять от безрассудных экспериментов. Он интересно рассказывал о своих встречах с такими людьми. Он провел большую часть дня с Генри Фордом, необычная честь, и нашел его в добродушном настроении. Он провел вечер с полковником Маккормиком и нашел его, как он сказал, "самым близким по духу". То же самое с Ламмотом Дюпоном в Уилмингтоне. — "Действительно сильный человек, с которым у нас большой бизнес, как вы знаете." То же самое с мистером Рэндом из Ремингтон Рэнд, в штате Коннектикут, у которого был недавно болезненный опыт с большой забастовкой с печальным результатом.

"Мой отец его хорошо знает", — сказал Ланни. И капитан быстро на это отреагировал. — "Я много слышал о вашем отце, и почитал бы за честь встретиться с ним". Ланни ничего не оставалось делать, как предложить его представить. Бедный Робби должен был принять этого учтивого и утончённого Юнкера!

Наибольший прогресс был достигнут в Вашингтоне, если верить рассказу инспектора. Он отметил гостеприимных хозяек, таких как миссис Маклин и миссис Паттерсон, которые опекали его, и сенаторов и конгрессменов, которые с удовольствием слушали его и заверили его в своей симпатии. Он нашёл забавным сенатора Рейнольдса из Северной Каролины, начавшим жизнь зазывалой в интермедии. Тот был избран, обвинив своего конкурента в преступлении поедания икры. — "Вы знаете, что такое икра? Рыбьи яйца! Вы хотите, чтобы Дегтярный штат представлял в Вашингтоне человек, который ест рыбьи яйца?" Теперь сенатор был близким по духу нацистам, хотя, конечно, он себя так не называл. Он планировал издавать газету под названием Борец за Америку и он показал капитану свою идею макета. — "Довольно бедный материал, по моему мнению, но я полагаю, что стандарт образования в штате сенатора не очень высок".

У Ланни возникло желание, чтобы эти заблудшие государственные мужи услышали, что нацистский агент действительно думал и говорил о них без свидетелей. — "Сенатор Уилер, кажется, ненавидит администрацию даже больше, чем он любит Anaconda Copper Company". А потом: "Сенатор Най, я понимаю, был пацифистом в течение длительного времени. Теперь фюрер его околдовал, и он является пацифистом для всех, кроме нас". И о конгрессмене со странным именем Хэм Фиш. — "Мне сказали, что он родом из старой и богатой семьи и был великим футболистом, когда был молод. Ему бы остаться заниматься этим".

Форрест Квадратт подключился к разговору. Он очень хорошо знал Фиша, и назвал его любезным, но самоуверенным, и невероятно глупым. Существовало удобное американское правило, известное как "право франкирования писем", по которому конгрессмены могли бы отправлять почту бесплатно. На это не было никаких ограничений, и некоторые из них этим методом отгружали даже свою мебель и спиртное. Хэм Фиш доверил это дело своему секретарю, а секретарь предоставил это право Квадратту. Теперь неограниченное количество нацистских речей, брошюр и книг могут рассылаться американскому народу за его счет. Бывший поэт призвал своего друга Юнкера осознать всю важность этого и рассказал об издательстве, которое он создал в маленьком городке штата Нью-Джерси. Оно было тщательно замаскировано и смотрелось американским, и Квадратт показал своим гостям несколько книг, которые он написал под псевдонимами и опубликовал в этом издательстве.

На другой полке того же книжном шкафу стоял ряд декадентских поэтов Франции, Германии, Австрии, Италии, Англии и Америки. Глаза Ланни пробежали по ним: Бодлер, Верлен, Доусон, Симонс, Д'Аннунцио и собственный юношеский том Квадратта Раскрепощённый Эрос. Бывший поэт, увидев взгляд Ланни, ностальгически заметил: "Раньше я мог днями читать целые страницы этих книг, теперь, увы, я должен был стать реформатором, а мой ум превратится в каталог имен и личностей по всей моей родной земле". Он имел в виду Америку, и повторил это банальное изречение, которое было его обычной уловкой, когда он пытался интерпретировать землю своего рождения на земле своих предков, и наоборот.

XIII

Нацистскому "генеральному инспектору" предложили встретиться с теми, кого он назвал "ключевыми фигурами американского движения". Это должно было произойти на следующий день вечером, и Квадратт предложил достать приглашение для Ланни, который принял его с удовольствием. Капитан, по его словам, никогда не выступал с публичными речами, но был бы рад доверительно поговорить с руководителями, и особенно с теми, кто был в состоянии выделить средства, так необходимые для строительства любого нового движения. Встреча должна была состояться в доме мисс Ван Зандт в нижней части Пятой авеню, в настоящее время занятой предприятиями пошива дамского платья и книжными издательствами. Квадратт пояснил, что эта пожилая дама была слегка чокнутой, но безвредной, и набитой деньгами. Он добавил, что в Америке только женщины имеют деньги, и нужно смириться со скукой и неудобствами для того, чтобы получить их. Ланни заметил, что это не так сильно отличается от положения в Германии. Он упомянул Бехштейнхаус в Бергхофе, названный в честь вдовы производителя фортепиано, который финансировал фюрера всё начало его борьбы. Это был достойный прецедент.

В восемь вечера на следующий вечер Ланни выходил из такси перед древним кирпичным особняком. Старый слуга, одетый в чёрное, открыл перед ним дверь. Там он встретил и слушал самых странных представителей интеллектуалов высшего класса, с которыми ему когда-либо довелось столкнуться. Его хозяйка, высокая, худая, с седыми волосами, и в пенсне приветствовала его у входа в ее гостиную. Она была одета в длинное до пола черное шелковое платье с длинными рукавами, в котором ее пра-пра-бабка может посещала похороны в церкви Грейс. Эта леди с родословной, уходившей во времена голландского Нью-Йорка, унаследовала небольшую семейную ферму,