Ланни мог себе представить даже без её рассказа, как в течение многих лет она служила на этом посту, приходя каждый будний день, в течение долгих часов терпеливо рассказывала старым и молодым, богатым и бедным, что они хотели бы узнать о книгах. Библиотека была ее жизнью, и теперь она борется за неё. Но было ли это все? Что она думала об этом красивом человеке среднего возраста, но выглядевшим молодым, потому что он хорошо заботился о себе, носившем маленькие каштановые усы и элегантно одетом, говорившем на нескольких языках, и знакомом со всеми великими мира сего? Она сидела одна с ним, почти касаясь его. Чопорная дочь пуритан, строго воспитанная, верующая и почти наверняка девственница, иначе она никогда не могла получить этот пост в городе Эстер Ремсен Бэдд.
Она дала свой адрес, и он поехал, но не с головокружительной скоростью. Он сказал: "Я знаю о нуждах библиотеки, и я замолвлю слово".
"О, спасибо!" — ответила она. И было ли в этом ответе больше душевности, чем нужно? Или это был глас вопиющей этой достойной души: "Молодость проходит, и это последние шансы"?
Она была мила, и он подумал, что не сделает никакого вреда, если нежно положит свою руку на её руку, выражая свою признательность. И тогда сразу же получил ответы на все свои вопросы. Она робко вздохнула и склонила свою голову к нему на плечо. Поразительно!
Тогда он спросил: "Покатаемся немного?" и она прошептала: "Да". Он свернул с дороги по направлению к реке. Он хорошо знал этот маршрут. Здесь были рощи и узкие дорожки, где останавливались влюблённые. Он знал, что луна восходит на другой стороне реки, к востоку, таков уж извечный обычай лун. Стоял теплый апрельский день, и наступавшая весна смягчала это суровое и окаймленное скалами побережье.
Они в молчании ласкали друг друга. Возможно, оба знали, что лучше помолчать. Он держал ее хрупкую руку, и она отвечала на его пожатие. Когда он нашёл тихое место, то отъехал с дороги и выключил зажигание и фары своего автомобиля. Он обнял ее, а она обняла его. Он поцеловал ее, а она не выразила обычный протест и не демонстрировала нежелание. Видимо, она твердо решила, что сейчас или никогда. Она поцеловала его в ответ, деликатно, даже скромно, но безошибочно.
Это было очень приятно. Но всегда возникает вопрос, как далеко идти? Хотел ли он соблазнить библиотекаря города своего отца, и, особенно своей мачехи? Конечно, это назовут соблазнением, независимо от того, насколько охотно этого желала леди. Однажды давно Ланни был в том же положении и прошел через ту же самую процедуру с девушкой по имени Грэсин Филиппсон, позже Филлис Грэсин. Тогда ему было всего лишь восемнадцать лет, и его можно было простить. Но теперь он был более чем в два раза старше, и прощения не будет. В ходе своей светской карьеры Ланни встречал много мужчин, получающих свое удовольствие там, где они находили его, и свободно рассказывающих о своих приключениях. И почти все из них имели одно ограничение, никогда не быть первым мужчиной. Он запомнил их фразы: "Первый раз так много значит для женщины, они ожидают так много", — и так далее. Эти фразы зазвонили колоколом в душе Ланни Бэдда. Если он "перейдёт предел" с Присциллой Хойл, она будет ожидать от него визита к себе в дом, встречу со своими родственниками и друзьями и сопровождение ее в воскресенье утром в Первую Конгрегационалистскую церковь, таким образом, упорядочив ухаживание. Эстер удивилась бы, но приняла бы этот странный казус под всесильным именем "демократия".
Но опять же проблема, что делать со своей невестой? Обосноваться в Ньюкасле и посещать ее несколько раз в год? Придумать какой-нибудь повод, чтобы никогда не брать ее с собой в свои многочисленные поездки, даже в свадебное путешествие? Она могла бы быть ему хорошей женой, но как он мог это знать? Как он мог догадаться, какой будет ее реакция на его ненормальные идеи? Он едва знал ее мысли. И даже не успел спросить ее, что она думает о бытующей в Ньюкасле фобии. Этом Человеке в Белом Доме!
Так совесть сделала Ланни Бэдда трусом, и, следовательно, его природная решительность была погашена бледным броском мысли. Таким образом, всё пошло наперекосяк, а его предприятие потеряло имя действия. Частота его поцелуев уменьшилась, и он начал нежно поглаживать лоб этой почтенной леди. Он прошептал: "Это было очень мило с твоей стороны".
А что происходило в ее собственных мыслях? Несомненно, одни и те же угрызения совести. Она сказала: "Мама будет беспокоиться обо мне". Давнишнее средство для защиты и сохранения девственности. Это: "Мама!"
Ланни повез ее домой, спрашивая, может ли он иметь удовольствие навестить её снова, когда он приедет в город в следующий раз, ему необходимо скоро возвращаться в Европу. Справедливое предупреждение для пуританской Присциллы. Злодей, чье место на фонаре, был бы лучшим супругом, чем я![83] Он простился с ней еще одним поцелуем, украденным в темноте перед скромным коттеджем, где проживала она вместе со своей матерью. Она будет лелеять этот вечер в памяти всю остальную свою жизнь старой девы. И будет ассоциировать сына владельца Бэдд-Эрлинг Эйркрафт с каждой строчкой поэзии любви, которую она прочтёт в книгах в течение своей жизни. Ланни, со своей стороны, ушел, наполовину радуясь, и наполовину сожалея своего отказа. Именно так он чувствовал себя с Дженнет Слоан, теперь миссис Сидней Армстронг, с которой он также опасно обнимался очень и очень давно!
VIГанси и Бесс жили в зоне досягаемости на автомобиле, и Ланни проводил с ними много времени. Он слушал, как они готовились к новому концерту. Затем, пока Ганси давал уроки своим избранным ученикам, Ланни и его сводная сестра играли произведения для фортепиано в четыре руки. Бесс собиралась завести еще одного ребенка, и на этом закончить, так она объявила. У американцев была старая пословица "два человека компания, а три уже толпа", и она применила её в новой области. Ланни взял у этой пары клятву, что они будут держать в секрете его рассказы, и поведал им историю о Труди и своих стараниях спасти
