– Я хочу, чтобы вы были в моем имении на празднике в честь моего спасения. Я щедро заплачу.

– Нон-тар, я не могу, – ответила по-настоящему чем-то испуганная Ангелина и бросилась в заросли густого кустарника.

Такасик резво вскочил и погнался за ней:

– Постой, я не обижу тебя!

Он бежал быстрее, чем магесса, пришлось небольшим импульсом сделать подножку, иначе бы он ее догнал. Конечно, можно бы было убить его, но не было никакого желания. Увиденная сцена не оставила равнодушным никого из нас.

Улизнув в заросли, Ангелина сбросила морок и нацепила другой, имитирующий ствол сухого дерева. Как раз вовремя, ибо рыцарь вбежал вслед за ней и замер, выискивая глазами прекрасную деву, а когда понял, что все тщетно, уныло поплелся обратно на поляну.

Чем дело закончилось, не знаю. Убил ли он всех или отпустил на все четыре стороны, осталось загадкой. Мы под покровом полога тишины, нацепив мороки, ушли в назначенную точку сбора. Оттуда бегом добрались до наших машин, перепрыгивая через белые глыбы и скользя на гололеде. Взмокли все, как беговые лошади. Всю дорогу Ангелина держалась позади, постоянно спотыкаясь, и не отвечала на вопросы.

Расслабиться я смог только в лагере, в палатке под шум бензинового генератора, тихое гудение печки и бурчание домового, что все испереживались за нас.

Наскоро перекусив, девчонки завершили настройки заклинания шитья. Все это время девушки хихикали и подзуживали молчавшую Ангелину, предметом их шпилек, несомненно, был рыцарь и его яркая речь в адрес прекрасной лесной девы. Береста даже обещала дать рекомендации, чтобы в случае смерти магессу взяли в берегини, хотя никакие рекомендации на самом деле в этом вопросе ничего не решали.

– Классно бы было, если бы имелось заклинание вечной молодости, – мечтательно сказала Белкина. – Это ж сколько денег можно заработать.

– Не все так просто, – отозвалась Береста. – Я доподлинно знаю, что такое заклинание есть, но введено много ограничений. Боги разделили сферы влияния, ввели квоты, заранее определили цены. А про вечную молодость вообще отдельная тема. На якобы вечную молодую жизнь введено ограничение в сто двадцать лет.

– Кем?

Она красноречиво посмотрела вверх, а потом продолжила:

– Кроме того, за всяким, кто хоть раз продлит жизнь колдовством, по истечении указанного срока Мара должна прийти самолично.

– Жесть, – произнесла Оксана.

– Да, – согласилась Береста, а потом обратилась ко мне: – Раздевайся.

– Зачем? – недоумевая, спросил я.

– Запасной одежды нет, энергии для сушки нет, а так вы все пневмонию схватите в мокрой одежде. Сушить будем по старинке, над печкой. А то я вас лечить не буду, подохнете на задворках Вселенной. А еще на могилке напишу, что они не слушали рекомендации врача.

– Нет, но не при всех же.

– А кто смотреть-то будет? Я? Мне все равно. Я давно не человек. Половина из нас такие. Или ты боишься слепую Белкину? Еще глупее бояться Лунику.

– Тут есть Света и Ангелина.

– Они отвернутся.

– Слабо верится, – буркнул я, но начал снимать экипировку.

– Было бы на что смотреть, – съязвила Оксана.

– Цыц! – рявкнул я, слегка обидевшись. – Нормально у меня все.

Ко мне подошла Береста и положила ладонь на лоб.

– Не стесняйся, не надо. Я все понимаю и снижу уровень гормонов. Надо просохнуть.

Я вздохнул, расстегнул и бросил на пол форму, скинул ботинки с высоким берцем. Перед тем как снять трусы, немного замялся, а потом стянул их одним движением, вспомнив поговорку, что, потерявши голову, по волосам не плачут.

А потом быстро залез в спальник и, уставший после тяжелого дня, уснул.

Проснулся я от тихого стона Александры, которая прижалась во сне ко мне и сквозь спальник вцепилась пальцами в локоть. Она опять тяжело дышла и лепетала: «Больно, больно». Я осторожно вытащил руку и погладил ее по голове.

– Все хорошо, – прошептал я, улыбнувшись. Прикосновение к Александре заставляло чуть сильнее биться уставшее сердце, будило приятное, давно забытое чувство.

Я вздохнул и, приподняв голову, обвел взглядом палатку. У ноутбука химичил стажер, а вокруг него дикой белкой скакала Ольха, которая, словно ребенок примеряющий новое платьице, на ходу принимала новый для нее облик. Лесавка вытянулась в росте. Ладони стали тоньше, потеряв по два пальца. На ногах вообще не осталось пальцев, их место заняли большие упругие подушечки-копытца. Стопа удлинилась, превратившись в подобие лапы мультяшного прямоходящего зверя. На этом подобии мягкого копытца ей приходилось ходить словно на цыпочках, уподобившись сказочным сатирам или фавнам.

Она то совала нос в самый экран, то отбегала от него, чтобы с радостным выражением лица пробежаться по палатке, только звериным чутьем не наступая ни на кого. А потом вдруг страшно ревела, изображая неведомое чудовище.

– Народ, – раздался голос, похожий на Оксанин, – кто-нибудь объяснит мне одну вещь? Я что-то про местных не поняла, про нарони, они какого пола рождаются? Этого в записной книжке нет, только какая-то муть про нимф.

– Никакого, – отозвалась берегиня. – Нимфы – это у них бесполые дети. Назвали по аналогии с личинками насекомых.

– Как это бесполые?

– Ну такая вот особенность местных жителей. У них пол определяется только с взрослением и зависит от характера, социального статуса, образования и численного соотношения – если женщин больше, то больше шансов подростку стать мужчиной, и наоборот. В принципе даже взрослые особи могут сменить пол, но чем старше, тем меньше вероятность, к тому же это опасно для здоровья. А бывает, что до старости никаким доживает.

– Я вот не хотела бы быть никем, – проворчала навья.

– А что так? Ты же сама постоянно плачешь, мол, я никто, я труп, – усмехнулась Ангелина, высунувшись из своего спального мешка так, что обнажилась грудь.

Я вздохнул и отвернулся, тут же наткнувшись на то же самое у спящей Александры, которая сменила позу, пока я слушал утопленницу.

– И на лицо не поймешь, мужчина, женщина или середнячок, – буркнул я, – все какие-то одинаковые. Только по фигуре и можно.

– Они по аурам отличают. У них повышенная сенсорная способность к биополям особей своего вида, – пояснила Береста.

– Ну прям мечта голубой Европы. Смена пола по велению души. Как мы спектакль ставить будем? Он был Ромео, стал Джульеттой. Она ж пред ним была никем…

Все