В этот момент во двор въехал зеленый пикап, а из него, широко улыбаясь, вылез Джимми. Если Рик — паникер и слишком много думает, то добряк Джимми — его полная противоположность. Ни единого лишнего движения, да и мыслей тоже не особо много. Но работал он хорошо, этого не отнимешь.

Недостаток смекалки у Джимми с лихвой возмещала внешность, он был настоящим красавчиком, из тех, на кого старшеклассницы вешаются. Блондин с густыми волосами и волевым подбородком, да еще и сложен лучше не придумаешь — ему не хватало только формы какой-нибудь футбольной команды. И еще он всегда следил за собой, всегда ходил опрятный и причесанный. Неясно только, для кого он так старался, я сроду ни одной женщины рядом с ним не видел.

В руках он держал термос. Новенький, подметил я. Солнце отразилось от стальной крышки и на миг ослепило меня, но Джимми тут же повернул термос другой стороной. Мы достали стаканы, которые Джимми купил несколько лет назад в отделе активного отдыха в «К-марте», небольшие, защитно-зеленого цвета. Если надавить на них снизу и сверху, они складывались, и их можно было убрать в карман. Мы с Риком одновременно разложили стаканы и протянули их Джимми, а тот молча отвинтил крышку термоса.

— Свежемолотый, — сказал он, наклонив термос. Сперва он налил кофе мне. — Колумбийский. Темный, хорошей обжарки.

Лично мне сойдет и растворимый. Кофе — это всего лишь кофе. Однако для Джимми страсть к кофе, видимо, заменяла любовь к искусству. Зерна он заказывал по интернету, свято веря, что те должны быть свежими, а когда ему предлагали купить уже смолотый кофе, Джимми считал это проделками Сатаны. При варке кофе необходимо соблюдать правильную температуру. По его словам, температура — это «альфа и омега». Чтобы добиться нужной температуры, Джимми раскошелился и выписал из Европы какую-то особую кофеварку, которая застряла на таможне, где простояла несколько недель, пока он наконец не вызволил ее оттуда.

Мы чокнулись стаканами с кофе. Пластмасса почти беззвучно стукнулась о пластмассу. Потом отхлебнули кофе. Настал момент повосхищаться напитком и сказать что-нибудь приятное. Так уж у нас было заведено. Я прищурился и немного погонял кофе во рту, словно дегустировал вино.

— Очень насыщенный…

— Угу, — поддакнул Рик, — и обжарка чувствуется. Джимми с довольным видом кивнул, но продолжал смотреть на нас с радостным ожиданием, как ребенок на празднике Четвертого июля. Ему было мало.

— Да, это тебе не растворимая отрава, — сказал я.

— Лучше кофе я в этом году еще не пил, — добавил Рик.

Джимми опять кивнул.

— А ведь и нужно-то всего ничего — кофемолка и хорошие зерна. Вы и сами запросто осилите сварить дома такой кофе.

Он всегда это говорил и прекрасно знал, что никому из нас и в голову не придет завести дома кофемолку. У нас в семье кофе варила Эмма, а она предпочитала молотый, а то и растворимый. В последнее время она экспериментировала и покупала пакетики, в которых к растворимому кофе были добавлены сахар и сухие сливки, сам же я пил кофе без добавок.

— А знаете, ведь кофе впервые упоминается в одной легенде, в ней рассказывается о событиях, которые произошли в Эфиопии полторы тысячи лет назад, — сказал Рик.

— Да ладно! Правда, что ли? — удивился Джимми.

— Так и есть. Пастух Калдим. Он заметил, что его козы начинают себя как-то странно вести, когда наедаются мелких красных ягод. И не могут заснуть. И Калдим рассказал об этом одному монаху.

— А что, разве в Эфиопии полторы тысячи лет назад уже были монахи? — спросил я.

— Что? — переспросил он, растерянно хлопая глазами.

Джимми легкомысленно махнул рукой:

— Ну ясное дело, были.

— Подожди, эфиопы-то ведь были не христиане? То есть… Эфиопия — это же в Африке, да? К тому же в те времена…

— Да какая разница. Монах, в общем, тоже заинтересовался. Он во время молитвы постоянно засыпал, а потом взял да залил эти ягоды кипятком — и вот, пожалуйста вам, кофе!

Джимми радостно кивнул: еще бы, Рик изучил вопрос и научно обосновал ценность его обожаемого кофе.

Мы допили быстро остывающий на холодном весеннем ветру кофе. Последний глоток был кислым и чуть теплым. Потом мы расселись по машинам и двинулись к пасеке. Лишь положив руки на баранку, я понял, что весь взмок. Ладони сразу же прилипли к рулю, так что мне пришлось хорошенько вытереть их о штаны. Свитер тоже насквозь пропитался потом. Что нас ждет на пасеке, я не знал. И боялся.

До пасеки и было-то всего пару сотен метров по разбитому проселку, машина подскакивала на кочках, руки у меня тряслись, но совсем скоро мы оказались на лугу возле Алабаст-Ривер.

Я вылез из машины и, чтобы никто не заметил, как дрожат мои руки, спрятал их за спину. Рик уже ждал меня. От нетерпения он даже слегка подпрыгивал. Выйдя из машины, Джимми запрокинул голову и потянул носом воздух.

— Вот интересно, сколько сейчас градусов? — Он прикрыл глаза и замер, точно и не собирался сегодня работать.

— Столько, сколько надо сейчас градусов. — Я развернулся и направился к ульям.

В траве возле улья валялись облетевшие хлопья краски. А еще там, как обычно, лежали пчелы. Я снял крышку и откинул сетку. Готовился я к худшему, но все было в порядке. Матку я не увидел, но зато там достаточно было и яиц, и личинок самых разных размеров. Шесть рамок, забитых под завязку. Семья оказалась вполне себе живой, и с другой ее можно было не объединять.

Я повернулся к Джимми, а тот кивнул на улей, который только что осмотрел:

— Тут все путем.

— И здесь тоже, — подхватил Рик.

Мы двинулись дальше. Солнце припекало, мы открывали улей за ульем и тщательно осматривали их, я постепенно перестал потеть, свитер отлип наконец от спины, а руки высохли и согрелись. Ясное дело, не все шло гладко. Некоторые семьи приходилось объединять, а кое-где исчезла матка. Но ничего особо серьезного. Похоже, эта зима сжалилась над ними. Будто отголоски случившейся на юге трагедии до нас не дошли. Впрочем, с чего бы? О пчелах мы заботились, и недостатка они ни в чем не знали.

Мы решили перекусить, уселись на старые раскладные стулья и развернули слипшиеся бутерброды. Сперва все почему-то молчали, а потом Рик не выдержал:

— Знаете историю про Купидона и пчел?

Ему никто не ответил. Опять история. Как по мне, так лучше б он приберег ее для кого-нибудь еще.

— Ну так знаете? — не унимался он.

— Нет, — ответил я, — не знаем мы про Купидона с пчелами.

Джимми ухмыльнулся.

— Купидон — это бог любви, — начал Рик. — У древних римлян.

— Он еще из лука стреляет, — сказал я.

— Ага, так и есть. Сын Венеры. Внешне он выглядит как такой крупный младенец, но всегда таскает с собой лук и стрелы. Когда его