Шуруп слушал, в его сознании словно бушевал смерч. Рваные мысли носились бурным водоворотом. Устои, которые складывались все эти пятнадцать лет, рушились, как домик из веточек под напором сильного ветра.
— И что, люди так раньше и жили?
— Да. До войны помочь другому было нормой. Да мы так и живём в своём убежище. Даже то, что мы тут рысачим по всему городу, подвергая себя опасности, мы делаем не для себя, а для сотен людей, которые сейчас сидят в убежище и надеются на нас.
— Ну, мы тоже с Зубом пошли в штаб не для себя, а по заданию Пахана.
— Не путай. Пахану это нужно было для себя, ну, может, для небольшой группы прихлебателей. А на остальном племени находка ключа вряд ли отразилась бы в лучшую сторону. А мы это делаем для всех.
— Хватит парню политинформацию читать, — влез в разговор Василий. — Накормили бы лучше. Пацан голодный, а ты ему басни читаешь.
Только сейчас Шуруп заметил, что действительно голоден. Ведь он вчера вечером даже не пытался вступить в борьбу за обладание тушкой крысы. Бойцы захлопотали, и вскоре Шурик с удовольствием уплетал за обе щёки бутерброд с сыром, запивая его сладким чаем. На коленях, грея своей надёжной тяжестью сердце, лежал автомат, с которым парень решил не расставаться никогда-никогда.
Вышли примерно через час, когда покушавший и умывшийся Шуруп был готов опять взять на себя функции проводника. Шлось легко. Выскочивший из подворотни одинокий слепой пёс, гавкнувший от неожиданности и снова слинявший в подворотню, не напугал, а, скорее, рассмешил. Одинокая бритва грустно преломляла солнечные лучи у входа в подъезд обгорелого дома. Дальше попался ещё один дом со следами пожара, а потом потянулся целый квартал выгоревших домов.
— Похоже, сюда долбанули чем-то зажигательным, — проговорил Савченко.
— Да, скорее всего, — согласился Татарин.
— Страшная смерть — вот так, в огне, — пробормотал Коваленко.
— А в наше время все смерти страшные, — влез в разговор Василий. — От старости мало кто умирает. Всё, отставить разговоры. Внимательнее по сторонам глядите.
Разговоры в группе смолкли, и бойцы стали демонстративно-внимательно крутить вокруг головами. Маршрут пролегал через перекрёсток и поляну, наверное, когда-то красивую, перед бывшим рестораном «Моццарелла». И тут Шуруп внезапно остановился и стал отходить назад. Группа под прикрытием затора машин отошла к домам на своей стороне перекрёстка и залегла между обугленными бетонными обломками.
— Что там? — поинтересовался Василий, улегшись рядом с проводником.
— Кротожор.
— А это что за хрень?
— Зверюга такой. Под землёй живёт, охотится на тех, кто проходит мимо. Под землёй передвигается очень быстро и, если нас услышит, и сюда за нами придёт.
На лужайку перед рестораном выскочили несколько слепышей, увлечённо играющих друг с другом. Шуруп уже без той оторопи, которая была у него в первый раз, смотрел, как земля под псами стала проседать, превращаясь в воронку. Из воронки, как и в прошлый раз, высунулась зубастая морда, ухватила одного из слепышей и скрылась в земле. Потом почва опять толчками пошла вверх, погребая заодно пытающихся выскочить из воронки собак и, спустя пару минут на поляне ничего не напоминало о разыгравшейся трагедии.
— Всё. Теперь можно идти. — скомандовал Шуруп и группа, перейдя перекрёсток, устремилась в проход между рестораном и шестнадцатиэтажным элитным домом.
— Что это было? — со страхом в голосе спросил Шаман, когда они расположились в стеклянной будочке консъержа.
— Я же говорю, кротожор.
— А как он выглядит?
— Да кто его знает? Так как сейчас, мало кто его видел. А многие уже и рассказать не могут, — вспомнил Шуруп Зуба.
— И как ты догадался, что он здесь сидит?
— Полянка чистая, как будто на ней кто-то только что убрался. Это первый признак. А дополнительно — трава там растёт. Как иголки из земли. Быстрогон называется. Вырастает в течении нескольких минут. Излюбленное место охоты кротожора. Отлично маскирует.
— Ну, дела! Чего только природа не придумает.
— Это не природа. Это насилие над природой. Плоды воздействия радиации. А, может, и не только радиации. Кто знает, какой ещё гадостью по городу отработали, — вмешался в разговор Василий. — Ладно. Немного осталось. Пошли.
Прошли через двор, на удивление чистый от аномалий и вредных растений, перелезли через забор и вышли на пересечении улиц Ломоносова и Шмидта. До здания администрации идти осталось совсем немного.
Они стояли перед огромной кучей щебня, бывшей когда-то пятнадцатиэтажным зданием администрации города. О том, чтобы прокопаться к входу в бункер, лечи не могла быть.
— Ну, что, — подытожил Василий, — остаётся только НИИ. Будем двигаться туда. Сейчас уходим в кафе «Тюльпан», устраиваем небольшой отдых и думаем над дальнейшим маршрутом.
Кафе «Тюльпан» — в простонародье «Стекляшка», встретила группу выбитыми стёклами витрин. Пришлось углубиться в более капитальные подсобные помещения, чтобы чувствовать себя более спокойными. Пока ребята расслаблялись на бетонном полу подсобки, Шустов опять углубился в изучение надоевшей до чёртиков карты. По любому нужно выйти к каналу, а уж там, двигаясь вдоль русла, попытаться найти мост. Наикратчайший путь вёл через заброшенную стройку, этакий долгострой, который и до войны не могли никак завершить, а уж война вообще поставила на строительстве точку. Улица постепенно опускалась вниз, помогая идти не напрягаясь. Выскочили на перегруженный свалкой ржавых машин перекрёсток, когда от затора раздался скрежет металла. Бойцы, моментально рассредоточившись, направили оружие на источник звука. Открывшаяся взору картина заставила подняться дыбом волосы под шлемом. Стоящая с самого края затора машина вдруг откатилась на помятых колёсных дисках в сторону и с силой врезалась в кучу, подняв облако ржавой пыли над перекрёстком. Потом машина из центра поднялась в воздух и, плавно переместившись, улеглась в кузов древнего грузовика. Две машины, сцепившиеся бамперами, вдруг разъехались в стороны и перестроились одна за другой.
— Бежим! — выдохнул Шуруп, рванувший прочь от перекрёстка.
Уговаривать не пришлось никого. Группа, словно стадо слонопотамов, вломилась во двор стандартной пятиэтажки и заскочила в подъезд.
— Что это было? — Отдуваясь спросил Кузьмин.
— Не знаю, — пожал плечами Шуруп. — Наши старые говорят, что это дух машин играется. А что на самом деле, никто не знает. Только соваться туда не советую.