— Как же-с, именно во вторник, с дневным поездом прибыл какой-то господин, я видел, как он выходил из вагона. Прошли они в буфет и заказали обед. Господин, видимо, богатый, заказывали все дорогие вина и кушанья. Поезд ушел, а они ничего: сидят и пьют и, можно сказать, подвыпили сильно.
Подал я им счет на двадцать два рубля. Они уплатили и говорят: «Вот тебе десятка, пойди в кассу и купи мне четыре билета первого класса до Москвы, желаю один в купе путешествовать, со всеми удобствами». Что, думаю, за притча.
Приехал человек из Москвы не для того же, чтобы поесть у нас на вокзале. Это он, думаю, с пьяных глаз спутал, и я этак осторожно ему говорю: «Вы, может быть, господин, оговориться изволили? Вам, может, билетики на Тверь или до другой какой-нибудь станции надобно?» А они как стукнут кулаком по столу да заорут: «Ты, холуйская морда, делай то, что тебе велено. Я, может, на луну желаю отправиться, не твоего ума дело». Что же, мне все равно, — в Москву так в Москву. Принес я им билетики, а они трешку мне на чай отвалили. Ха-ароший господин.
Теперь у меня не оставалось сомнений, что мошенник не удрал из Москвы. Но как было найти его? Документ у него, несомненно, «липовый», да и со вторника, надо думать, он обзавелся новым паспортом.
Я остановился на следующем, правда, далеко не верном способе.
Вызвав к себе агентшу Ольгу Дмитриевну Н., одну из моих способных сотрудниц, я рассказал ей кратко, в чем дело, и предложил ей дать соблазнительное объявление в той же «Брачной газете», смутно надеясь, что мошенники, окрыленные недавним успехом, пойдут на удочку и пожелают пробиссировать номер. Моя агентша поместила следующую публикацию.
«Молодая, благородная девица с десятитысячным приданым желает выйти замуж за красивого честного труженика. Обращаться письменно, с приложением фотографической карточки, в Главный почтамт, до востребования, по пятирублевой кредитке № 126372».
В ближайшие два дня моя агентша получила свыше сорока писем и фотографий. По мере получения они предъявлялись незадачливой вдове, но среди них фотографии Сонина не было. На третий день, увидя одну из вновь полученных фотографий, вдова дико взвизгнула:
— Шафер, шафер, евонный шафер.
К этой карточке было приложено письмо: «Ценя высокоблагородное происхождение, спешу немедленно откликнуться на ваш зов. Я писатель и газетный литератор. Откликнись, отзовись! Быть может, ты та, которой суждено мне дать изведать или блаженство рая, или муки преисподней».
Моя агентша назначила свидание и познакомилась. «Литератор» стал к ней ездить каждый день, витиевато клянясь ей в любви.
Поломавшись дней пять, она дала наконец согласие на брак. Вот как описывала мне она этот торжественный момент и дальнейший ход дела:
— На пятый примерно день я, после долгих колебаний, дала свое согласие, но заявила: «Я желаю, чтобы свадьба наша была широко отпразднована в Москве». Он было заупрямился, ссылаясь на расходы, но я сказала, что девять тысяч пятьсот рублей передаст ему в церкви перед самым венчанием мой дядюшка-опекун, остальные же пятьсот рублей пойдут на духовенство, певчих и обед в гостинице.
Он поторговался, говоря, что и трехсот рублей довольно, но затем уступил.
Кстати, я забыла сказать, что он назвался Сергеем Николаевичем Омеговым.
— Вот что, Сергей Николаевич, — сказала я ему, — так как хочу отпраздновать свою свадьбу по-дворянски и шафером у меня будет один кавказский князь, то мне интересно было бы знать, кого пригласите вы к себе в шафера? Нет ли у вас там какого-нибудь графа или барона?
«Газетный литератор» важно откинулся на спинку стула и не без достоинства произнес: «Конечно, у меня есть знакомые и бароны и графья, да только все они сейчас разобраны, а позову я к себе шафером ученого философа. Он состоит профессором в университете и на механическом факультете читает лекции по международной философии.
Я ответила: «Отлично. Привозите ко мне завтра вашего приятеля и приезжайте сами, — вы этак к часу дня, а его пришлите на полчасика раньше, я хочу с ним поговорить».
— Это вы насчет меня справиться желаете?
Я ничего не ответила.
— Ну ну, — хорошо. Все исполню, как велите.
На следующий день в половине первого ввалился ко мне высокий мужчина в огромных очках. Желая, по-видимому, сыграть роль ученого и понимая ее довольно своеобразно, он говорил неграмотно, напыщенным языком, полагаясь, очевидно, на свое искусство и мое невежество.
Его высокий рост, краснинка на носу, а главное — бородавки — одна на правой щеке, а другая у левого уха, совпадали с приметами, данными мне обманутой вдовой.
Словом, я была почти уверена, что предо мной не Иван Иванович Аристидов, как он себя назвал, а все тот же Сонин.
Я весьма вкрадчиво и задушевно расспросила его о моем женихе, и он, как и следовало ожидать, расхвалил его в пух и прах.
Сравнил с Пушкиным и почему-то с «господином Боборыкиным».
Следуя вашему распоряжению, мне удалось за завтраком получить оттиски их пальцев.
— Позвольте ваши тарелки, — сказала я им, — я вам дам чистые.
Они протянули свои тарелки, и я отставила их в сторонку на буфет, бережно охраняя оттиски больших пальцев на их краях.
— Боже, какая рассеянность! Сахару-то я в чай не положила! Возьмите, пожалуйста, сами.
И я пододвинула гладко полированную серебряную сахарницу без ручек. Пятерня того и другого на ней отпечатались, после чего я отставила сахарницу к тарелкам. На прощание я сказала им:
— Будьте завтра непременно ровно в два часа у моего опекуна и тетки. Они давно желают познакомиться с моим женихом и с вами. И я, с разрешения моих друзей, дала точный адрес квартиры моей «тетушки».
Выпроводив моих посетителей, я немедленно доставила обе тарелки и сахарницу в наш дактилоскопический кабинет. Там отпечатки были проявлены, сфотографированы, подведены под формулу и оказались принадлежащими давно зарегистрированным и хорошо известным нам ворам и мошенникам.
Назвавшийся Сониным оказался московским мещанином Гавриловым с тремя судимостями, его же приятель, выгнанный семинарист новгородской духовной семинарии, Антоновым, дважды отбывавшим наказание за кражи и мошенничества. У нас при полиции давно имеются их фотографии, таким образом, сомнений быть не может.
Вооруженная этими данными, явилась я к двенадцати часам дня на квартиру, так сказать, моего дядюшки и тетушки. К этому же времени были приглашены туда и отец Иоаким с дьяконом, венчавшие обманутую вдову и утверждавшие, что записи в церковных метрических книгах были сделаны на основании паспортов бракосочетавшихся, не внушавших сомнений в их подлинности. Причем батюшка, узнав о мошенничестве, возмущенно заявил: «Сочту своим священным долгом изобличить охальников».
В ту же квартиру приглашены были и пострадавшая вдова со своим двоюродным братом — шафером. Четверо наших агентов дополняли эту компанию.
Около