Трудно себе представить что-то более надменное и вызывающее, чем это сочетание: побежденное судно и торжествующая бездна. Утесы, с которых стекала вода, напоминали двоих воинов, обливающихся потом. Ветер был слаб, на поверхности моря, покрытого зыбью, плавно колыхались узоры из пены, в воздухе разносился тихий рокот, похожий на жужжание пчел. И лишь две Дуврские скалы гордо вздымались над бесконечной гладью словно огромные черные колонны. Их до половины покрывал бархатный налет водорослей, гладкие вершины утесов блестели, как бы закованные в латы. Казалось, они готовы снова вступить в бой. Под водой угадывались их широкие основания. Трагической мощью веяло от них.
Море обычно скрывает свои деяния. Непроглядная пучина охотно хранит его тайны. Следы катастрофы редко всплывают наружу. Обломки крушения идут на дно; бездна поглощает их, а коварная волна, совершив убийство, прячет следы и вновь улыбается. Вода бурлит и ревет, а через минуту уже покрыта невинными барашками.
Но здесь была иная картина. Дуврские скалы с триумфом вздымали над волнами мертвую Дюранду. Они напоминали гигантские руки, высунувшиеся из пучины и показывающие бурям труп судна. Они походили на преступника, хвалящегося своим злодеянием.
Ранний час усиливал внушительность картины. Утренняя заря, во время которой встречаются убегающий сон и зарождающаяся мысль, полна таинственного величия. На светлеющем горизонте вырисовывалась гигантская буква Н — утесы с зажатой между ними Дюрандой.
Жиллиат был одет в свой рыбачий костюм: шерстяную рубашку, шерстяные чулки, башмаки, подбитые гвоздями, вязаную куртку, штаны из просмоленного холста и красную шерстяную шапочку, какие носили тогда все моряки.
Узнав Дуврские скалы, он направился к ним.
Дюранда не была затонувшим кораблем. Наоборот, она представляла собой судно, взлетевшее на воздух. Спасение парохода казалось делом совершенно необычайным.
Когда Жиллиат подъехал к утесам, день уже вступил в свои права. Море не волновалось. Лишь вокруг скал заметно было легкое движение, которое никогда не прекращается в проливах. Между двумя частями суши вода пенится неустанно.
Прежде чем подойти к утесам, Жиллиат несколько раз измерил глубину. Выгружаться ему нужно было недолго. Он привык отлучаться с острова, и все необходимое всегда было наготове у него в лодке. Запасы молодого человека состояли из мешка сухарей, мешка ржаной муки, корзинки сушеной рыбы и копченой говядины, большой жестянки с пресной водой, норвежского расписного сундучка, в котором лежало несколько шерстяных рубах, куртка и гетры из просмоленного холста, а также баранья шкура, которую он накидывал ночью поверх куртки. Все это да еще кусок свежего хлеба Жиллиат бросил наспех в лодку, покидая Бю-де-ля-Рю. Второпях он захватил из инструментов только свой кузнечный молот, два топора — большой и маленький, пилу и веревку с узлами и крюком. Умея пользоваться такой лестницей, можно взбираться на самые непокоримые утесы; ловкие моряки везде сумеют пустить ее в ход. Стóит посмотреть, какие невероятные подъемы одолевают с помощью такой веревки рыбаки на острове Серк.
Сети, удочки и прочие принадлежности рыбной ловли тоже лежали на дне лодки. Он захватил их машинально, по привычке, ибо отправлялся на жестокую борьбу со стихией и рыболовные снасти были ему здесь ни к чему.
Жиллиат подплыл к утесам во время отлива. Это сыграло ему на руку.
Схлынувшая вода обнажила у подножия одной из скал несколько плоских и наклонных углублений, как бы приспособленных для того, чтобы по ним можно было взбираться. Эти углубления, то широкие, то узкие, были разбросаны по склону утеса до самой Дюранды, сжатой между рифами как в тисках.
Уступы оказались удобны для того, чтобы высадиться и выгрузить вещи. Но следовало торопиться, потому что они обнажились совсем ненадолго. Во время прилива эти ступени будут затоплены.
Жиллиат подвел свою барку к камням, отчасти плоским, отчасти покатым, и остановил ее. Влажный скользкий слой водорослей покрывал каменные уступы, поэтому взобраться на них было очень трудно. Жиллиат разулся, встал на камни босыми ногами и причалил лодку к одному из выступов скалы. Потом поднялся, карабкаясь по камням, по склону утеса, и, очутившись под остовом Дюранды, стал осматривать его. Дюранда была пригвождена к утесам на высоте двадцати футов от воды. Для того чтобы поднять ее на такую высоту, понадобился невероятно мощный вал.
Оказалось, что на утесах висит лишь половина Дюранды. Судно было вырвано ураганом из воды. Ветер рвал его кверху, напор воды удерживал, и пароход, схваченный двумя лапами бури, переломился, словно дощечка. Кормовая часть, с машиной и колесами, выхваченная из пены и брошенная свирепым ураганом в просвет между Дуврскими скалами, повисла. Порыв ветра случайно был направлен так удачно, что как клин вогнал эту часть парохода в пространство между утесами. Нос парохода, рухнувший в море, исчез в глубине. Трюм опустился на дно, и вместе с ним утонули быки. Большой обломок корпуса удержался в воздухе и будто лохмотья висел слева на нескольких досках. Достаточно было пары ударов топора, чтобы отсечь его.
Кругом, на выступах утесов, валялись обломки, доски, клочья парусов, обрывки цепей.
Жиллиат внимательно рассматривал Дюранду. Киль парохода находился прямо над его головой.
На горизонте спокойно расстилалась водная пустыня, и солнце величественно поднималось над мрачной синевой.
Время от времени с обломков судна стекала капля воды и падала в море.
Полное разрушение
Дуврские скалы различались и по форме, и по величине.
Малый Дувр, выгнутый и остроконечный, был во всю вышину изрезан каменной породой кирпичного цвета, проходившей через гранит. В ней образовались красноватые трещины, по которым можно было бы взобраться вверх. Одну из них, повыше корпуса Дюранды, настолько сильно размыла вода, что она походила на нишу, в каких обычно ставят статуи. Очертания Малого Дувра округлые и напоминают точильный камень. Вершина его похожа на изогнутый рог.
Большой Дувр гладко отполирован, он стоит совершенно отвесно и кажется выточенным из черной слоновой кости. На нем нет ни одного углубления, ни единой трещины. Склоны выглядят настолько негостеприимно, что даже преступник не мог бы воспользоваться ими для того, чтобы укрыться, а птица — чтобы свить гнездо. На вершине его, как и на утесе «Человек», была площадка. Только она неприступна.
На Малый Дувр можно взобраться, но там не удержишься; на Большом Дувре было где поместиться, но туда невозможно попасть.
Осмотрев все это беглым взглядом, Жиллиат вернулся в лодку, выгрузил из нее все свои припасы, связал их в большой узел, обернул его брезентом, затянул веревкой и засунул в расщелину скалы на такой высоте, куда не могла достать вода; затем, карабкаясь руками и ногами
