Тангруй никогда не покидал борта парохода; здесь он и ночевал.
Накануне отплытия, когда Клюбен пришел поздно вечером, чтобы осмотреть судно, Тангруй лежал на своей койке и спал.
Ночью он проснулся. Такая уж была у него еженощная привычка. Каждый пьяница, находящийся в подчинении, всегда имеет свой потайной уголок. У Тангруя такое место располагалось за баком с пресной водой. Там его никто не мог заметить, и он был уверен, что никто, кроме него, никогда туда не проникнет. Капитан Клюбен, никогда не пивший, был в этом отношении очень строг. Здесь рулевой прятал от глаз капитана небольшой запас рома и джина и каждую ночь отправлялся сюда как на любовное свидание. Надзор был строг, запас алкоголя скромен, и ночные оргии Тангруя ограничивались обычно двумя-тремя поспешными глотками. Иногда же его запасы и вовсе иссякали.
Но в эту ночь Тангруй неожиданно обнаружил в своем хранилище целую бутылку водки. Радость его, конечно, была велика, но удивление — еще больше. С неба она свалилась, что ли? Он никак не мог припомнить, когда и как принес ее на судно. Однако немедленно выпил всю водку, сделав это отчасти из осторожности: как бы ее не обнаружили и не отобрали. Пустую бутылку он бросил в море.
Когда он встал на следующее утро к рулю, его здорово покачивало. Но все же он правил почти как обычно.
Клюбен, как нам известно, накануне вернулся ночевать в гостиницу.
Под рубашкой он постоянно носил дорожный кожаный пояс, который не снимал даже ночью. В этом поясе капитан хранил около двадцати золотых гиней. На внутренней стороне его несмывающимися литографскими чернилами было написано имя «Клюбен».
Поднявшись на следующее утро, он, перед тем как отправляться в путь, вложил в свой пояс железную табакерку, в которой лежало семьдесят пять тысяч франков, и надел его, как обычно, на голое тело под рубашкой.
Прерванная беседа
Дюранда вышла в море. Пассажиры, разместив свои вещи под лавками, начали осматривать пароход, как это делают всегда и везде все морские путешественники. Двое из них — турист и парижанин — никогда не видели парохода и при первых оборотах колеса принялись любоваться вздымаемой им пеной. Потом они начали восхищаться дымом, валившим из трубы, затем принялись тщательно осматривать палубу, борта, каждый крюк, каждый болт, казавшиеся им драгоценностями, позолоченными ржавчиной. Они обошли вокруг маленькой пушки, стоявшей на палубе. Турист заметил, что она сидит на цепи, словно собака, а парижанин прибавил, что она завернута в просмоленный парус как бы для того, чтобы не простудиться. Когда пароход отплыл немного от берега, пассажиры начали рассматривать удаляющуюся землю, и один из них изрек ту общеизвестную истину, что вид с моря обманчив и на расстоянии одной мили все прибрежные города кажутся одинаковыми.
Сен-Мало все уменьшался и, наконец, совсем исчез. Пароход оставлял за собой длинный пенящийся след, терявшийся вдалеке.
Никогда Дюранда не шла так хорошо, как в этот день. Она вела себя прекрасно.
Часам к одиннадцати пароход достиг Минкье. Ветер дул с северо-запада, судно взяло курс на запад, почти не используя пар и подняв паруса. Погода все еще стояла ясная, но рыбачьи лодки возвращались к берегу, и постепенно море совершенно очистилось от судов.
Дюранда шла не совсем обычным путем, однако экипажу не было до этого никакого дела: все доверяли капитану. Но пароход несколько уклонялся в сторону; возможно, это была вина рулевого. Казалось, Дюранда скорее держит курс на Джерсей, чем на Гернзей.
В начале двенадцатого капитан проверил курс и отдал распоряжение, выровнявшись, идти на Гернзей. Это вызвало некоторую потерю во времени. При коротком дне подобные вещи имеют большое значение. Февральское солнце светило вовсю.
Тангруй нетвердо стоял на ногах, и руки его неуверенно двигались. Вследствие этого он часто поворачивал руль, что замедляло ход судна. Ветер почти совершенно улегся.
Пассажир-гернзеец, державший подзорную трубу, часто поднимал ее и вглядывался в горизонт, на западной стороне которого виднелось маленькое облачко тумана. Оно напоминало клочок пыльной ваты.
Капитан Клюбен, как всегда, был серьезен, но казался особенно внимательным. На борту Дюранды царил покой и даже веселье. Пассажиры болтали между собой. Если закрыть глаза во время плаванья, по типу разговоров на корабле всегда можно определить, в каком состоянии находится море. Непринужденная болтовня свидетельствует о том, что море спокойно.
Вот, например, беседа, происходившая на пароходе, которая могла вестись только при морском затишье:
— Посмотрите, сударь, какая прелестная мушка — красная с зеленым.
— Море ее утомило, и она присела отдохнуть.
— О, мухи не скоро устают!
— Это потому, что в них почти нет веса — их носит ветер.
— Да, я слышал, что кто-то взвесил унцию мух, а затем пересчитал их. Насекомых оказалось шесть тысяч двести шестьдесят восемь.
Гернзеец с подзорной трубой подсел к скототорговцам, и между ними начался такой разговор:
— Обракские быки тяжеловесны, коротконоги, шерсть у них чаще всего рыжая. Они очень медлительны из-за того, что у них такие короткие ноги.
— Да, в этом отношении салерские быки лучше.
— Ах, сударь, я видел однажды двух замечательных быков. У одного из них были короткие ноги, сильная грудь, мощный круп и бедра, такие же мускулы; кожа легко оттягивалась. У второго, к сожалению, наблюдались все признаки ожирения: грузное туловище, толстая шея, слишком тонкие ноги, отвислый зад. Он был пестрый.
— Это смешанная порода.
— Да, с примесью суффолькской крови.
— Поверите ли, сударь, на юге устраивают конкурсы ослов.
— Ослов?
— Честное слово! И самых безобразных признают самыми лучшими.
— Точно так же, как с мулами. Чем отвратительнее мул на вид, тем он считается лучше.
— Да, да. Большой живот, толстые ноги.
— Самым лучшим признают мула, напоминающего бочонок на четырех ногах.
— Красота животных это не то, что красота человека.
— И особенно женщин.
— Правильно!
— Ах, люблю, когда женщина красива!
— А я люблю, чтобы она была хорошо одета.
— Да, знаете, чисто, аккуратно, тщательно.
— И во всем новом. Молодая девушка должна иметь всегда такой вид, как будто она только вышла из рук ювелира.
— Да, так вот мы говорили о быках. Я видел, как тех двух продавали на рынке в Туаре.
— А, как же, знаю этот рынок.
Турист и парижанин беседовали с миссионером. Их разговор тоже свидетельствовал о том, что море спокойно.
— Грузоподъемность флота цивилизованных государств такова, — говорил турист: — французский флот — семьсот шестнадцать тысяч тонн, германский — миллион, американский — пять миллионов, английский — пять с половиной миллиона. Прибавьте еще маленькие страны. В общем, вокруг земного шара плавает сто сорок пять тысяч судов, общей грузоподъемностью в двенадцать миллионов девятьсот четыре тысячи тонн.
Американец перебил его:
— Сударь, Соединенные Штаты обладают флотом вместимостью в пять с половиной миллионов тонн.
— Возможно, —
