идею.

– Музей выделил сотрудника, который будет вас сопровождать. Как выяснилось, он большой поклонник ваших трудов об исламском искусстве. – Сински устало улыбнулась, явно пытаясь изобразить оптимизм. – Нас заверили, что вам предоставят доступ в любой уголок здания.

– И главное, – заметил Брюдер, – он будет полностью в нашем распоряжении.

Глава 85

Лэнгдон рассеянно смотрел в окно фургона, мчавшегося вдоль берега по шоссе, соединявшему аэропорт Ататюрка с центром Стамбула. Швейцарским властям удалось договориться об упрощении таможенных процедур, и уже через несколько минут вся группа была в пути.

Сински велела Ректору и Феррису остаться на борту самолета вместе с несколькими сотрудниками ВОЗ и продолжить поиски Сиенны Брукс. Хотя никто всерьез не верил, что ей удастся добраться до Стамбула вовремя, однако она запросто могла связаться с кем-то из последователей Зобриста в Турции и попросить помощи в реализации его безумного плана, пока команда Сински еще не успела вмешаться.

Неужели Сиенна способна на массовое убийство? У Лэнгдона до сих пор не укладывались в голове события сегодняшнего дня. Однако, как ни больно было признавать горькую правду, факты остаются фактами. Ты не знал ее, Роберт. Она использовала тебя.

Над городом начал накрапывать мелкий дождь, и под монотонные звуки «дворников» на лобовом стекле на Лэнгдона вдруг навалилась усталость. Справа виднелись огни роскошных яхт и огромных танкеров, заходивших из Мраморного моря в порт или, наоборот, его покидавших. Вдоль всего побережья высились красиво подсвеченные стройные элегантные минареты, окружавшие покрытые куполами мечети, молчаливо напоминая, что при всей современной светскости Стамбула его душой по-прежнему оставалась религия.

Лэнгдон всегда считал эту трассу протяженностью в десять миль одной из самых живописных в Европе. Удивительным образом сочетая прошлое с настоящим, она пролегала вдоль крепостной стены Константинополя, построенной за шестнадцать с лишним веков до рождения человека, чье имя теперь носила, – Джона Ф. Кеннеди. Этот президент США был большим почитателем усилий Кемаля Ататюрка по возрождению Турции на развалинах империи.

С проспекта Кеннеди открывался потрясающий вид на море, а сам проспект пролегал через живописные рощи и старинные сады, тянулся мимо пристани Йеникапы, затем опоясывал городские кварталы вдоль пролива Босфор и устремлялся на север, огибая Золотой Рог. Там, высоко над городом, стояла османская твердыня – дворец Топкапы. Дворец был излюбленным местом туристов, приходивших сюда полюбоваться изумительным видом на Босфор и уникальной коллекцией османских сокровищ, включавших плащ и кинжал, которые, согласно преданию, принадлежали самому пророку Мухаммеду.

Но так далеко мы не поедем, подумал Лэнгдон, зная, что их пункт назначения – Айя-София – находился в центре города и до него оставалось проехать совсем немного.

Свернув с проспекта Кеннеди, фургон влился в плотный поток машин густонаселенного города, чьи улицы заполняли толпы людей, невольно возвращая Лэнгдона к проблемам, которые не раз поднимались в течение дня.

Перенаселение.

Чума.

Извращенные чаяния Зобриста.

Хотя Лэнгдону было известно, с какой целью прибыла в Стамбул команда СНР, он только сейчас начал полностью осознавать происходящее. Мы направляемся в самый эпицентр. Представив растворяющийся в воде пластиковый пакет с желтовато-коричневой жидкостью, он спрашивал себя, как его угораздило попасть в такой переплет.

Сюда, в Стамбул, его привело странное стихотворение, которое они с Сиенной обнаружили на обратной стороне посмертной маски Данте. Именно Лэнгдон указал команде СНР Айя-Софию в качестве цели. И он знал, что на месте поиски продолжатся.

И, преклонив затем колена в мусейоне,В убранстве злата мудрости святойПрильнет к земле, чтобы услышатьЖурчанье капель в гулкой тишине.Затем проследует в затопленный дворец,Где в темноте хтонический таится зверьПод водами кровавыми лагуны,Которые вовек не отражают звезд.

Лэнгдон вновь с тревогой подумал о том, что последняя песня «Ада» Данте заканчивалась почти такой же сценой: спускаясь все ниже и ниже в преисподнюю, Данте и Виргилий добираются до нижней точки ада. Не зная, как оттуда выбраться, они слышат журчанье воды под ногами, пробираются, следуя его звуку, через трещины и расщелины… и, наконец, покидают пределы преисподней.

Данте писал: «Одно есть место: трудно б очень было его найти, когда бы ручейка журчание его нам не открыло… В том месте, где ручей бежал, была с расселиной наклонною скала… Скользили мы без отдыха над бездной, и наконец над нами в вышине сверкнул небес прекрасный купол звездный, и снова улыбнулись звезды мне».

Не вызывало сомнения, что на написание собственного стихотворения Зобриста вдохновили эти строфы Данте, но у него все оказалось перевернутым с ног на голову. Лэнгдон и его спутники тоже пойдут по звуку журчащей воды, но, в отличие от Данте, не для того, чтобы выбраться из ада, а, наоборот, чтобы оказаться в самом его сердце.

Видя, как фургон с трудом пробирается по сужавшимся в густонаселенных районах улицам, Лэнгдон начал понимать, какой извращенной логикой руководствовался Зобрист, выбирая центр Стамбула для эпицентра эпидемии.

Здесь Восток встречается с Западом.

Перекресток мира.

Много раз в своей истории Стамбул становился жертвой смертельных эпидемий, которые уносили жизни бесчисленного множества горожан. Не случайно уже на последнем этапе эпидемии «черной смерти» в империи его назвали «цитаделью чумы», поскольку каждый день в городе погибало более десяти тысяч жителей. На нескольких знаменитых полотнах времен Османской империи изображено, как отчаявшиеся горожане роют общие могилы для гор трупов, – теперь в этом месте, в центре Стамбула, находится площадь Таксим.

Лэнгдон надеялся, что Карл Маркс ошибался, когда писал, что история повторяется дважды.

А на дождливых улицах ни о чем не подозревавшие горожане продолжали заниматься своими повседневными делами. Миловидная турчанка звала детей домой ужинать; два старика коротали время за столиком открытого кафе; хорошо одетая пара шла под зонтиком, держась за руки; из автобуса выскочил мужчина в смокинге и побежал, пряча под пиджаком футляр со скрипкой, – он явно опаздывал на концерт.

Лэнгдон вглядывался в лица прохожих, пытаясь представить, чем живет каждый из них.

Население состоит из отдельных людей.

Закрыв глаза, он отвернулся от окна и постарался не думать о нависшей над ними смертельной опасности. Но было уже поздно. Откуда-то из глубин сознания выплыла картина «Триумф смерти» Питера Брейгеля Старшего – жуткая панорама обычного приморского города, в котором правят бал мор, нищета и смерть.

Фургон свернул направо, на улицу Торун, и Лэнгдон сначала решил, что они добрались до места. Слева в тумане стали видны очертания огромной мечети.

Но это была не Айя-София.

Голубая мечеть, сообразил он, узнав шесть устремленных ввысь минаретов, похожих на остро заточенные карандаши и опоясанных несколькими круговыми балконами şerefe, с которых муэдзины призывают к молитве. Где-то Лэнгдон читал, что экзотический, сказочный вид минаретов Голубой мечети послужил прообразом ставшего культовым замка Золушки в Диснейуорлде. Своим названием Голубая мечеть обязана огромному количеству голубых изникских керамических изразцов ручной работы, которыми украшен ее интерьер.

Мы уже близко, подумал Лэнгдон, когда фургон повернул на улицу Кабасакал