Лэнгдон задумался, пытаясь переварить услышанное.
– Раз уж об этом зашла речь, – добавила Сиенна, показывая куда-то вверх, – я уверена, что Зобрист разбился, спрыгнув оттуда.
Лэнгдон поднял взгляд и увидел, что они шагают вдоль сурового каменного фасада музея Барджелло. За ним устремилась к небу изящная готическая башня Бадия. Он посмотрел на заостренную верхушку башни, гадая, почему Зобрист бросился вниз именно с нее, и надеясь, что тот угодил в преисподнюю, потому что сотворил нечто ужасное и не смог с этим жить.
– Критики Зобриста, – заметила Сиенна, – любят подчеркивать, что разработанные именно им генетические методы лечения позволили резко повысить продолжительность жизни.
– Что только усугубляет проблему перенаселения.
– Совершенно точно. Зобрист как-то выразил сожаление, что не может загнать джинна обратно в бутылку и уничтожить свой вклад в человеческое долголетие. Полагаю, что своя логика в этом есть. Чем дольше мы живем, тем больше ресурсов уходит на поддержание стариков и больных.
Лэнгдон согласно кивнул.
– Я читал, что в Штатах порядка шестидесяти процентов всех затрат на здравоохранение идет на помощь пациентам в последние полгода их жизни.
– Верно, и хотя разум говорит нам, что это безумие, мы слушаем свое сердце и хотим, чтобы бабушка прожила как можно дольше.
Лэнгдон снова кивнул.
– Конфликт между Аполлоном и Дионисом – знаменитая дилемма в мифологии. Извечная борьба между разумом и сердцем, которые редко хотят одного и того же.
Лэнгдон слышал, что теперь эту мифологическую метафору нередко используют на собраниях членов Общества анонимных алкоголиков, чтобы описать пьяницу, который смотрит на бокал со спиртным. Разумом он понимает пагубность спиртного, а сердцем жаждет утешения, которое оно принесет. Идея понятна: не думай, что ты один такой, – даже боги, и те никак не могли договориться.
– Кому нужна агатузия? – вдруг прошептала Сиенна.
– Прошу прощения?
Сиенна подняла на него взгляд.
– Я наконец-то вспомнила, как называлась та статья Зобриста – «Кому нужна агатузия?».
Этого термина Лэнгдон раньше не слышал, но решил, что он образован от двух греческих слов – «агатос» и «тузия».
– Агатузия это… «добродетельная жертва»?
– Почти. На самом деле так называют самопожертвование во имя общего блага. Или, по-другому, самоубийство во имя благой цели.
Лэнгдон вспомнил, что все-таки уже встречал это слово – один раз при описании самоубийства банкрота, покончившего с собой, чтобы его семья получила страховку, а второй – раскаявшегося серийного убийцы, который боялся, что иначе не остановится.
Однако самый жуткий пример агатузии, по мнению Лэнгдона, содержался в романе «Бегство Логана», опубликованном в 1967 году. В нем описывается общество будущего, все члены которого добровольно уходили из жизни в возрасте двадцати одного года, чтобы рост населения и долголетие не нарушали баланса между популяцией и ограниченными ресурсами планеты. Если Лэнгдон ничего не путал, то при экранизации романа «конечный возраст» был повышен до тридцати лет – без сомнения, чтобы не отпугнуть основную массу зрителей, а именно молодежь от восемнадцати до двадцати пяти лет.
– Та статья Зобриста… – начал Лэнгдон. – Я не уверен, что правильно понимаю название «Кому нужна агатузия?». Это что – сарказм? Типа, совершить самоубийство во имя благой цели… надо всем?
– Вообще-то нет. В названии есть игра слов.
Лэнгдон покачал головой, явно ее не улавливая.
– В английском языке слово «who» – это не только местоимение «кто», но и аббревиатура Всемирной организации здравоохранения, то есть ВОЗ. В статье Зобрист обрушился с резкой критикой на доктора Элизабет Сински, которая возглавляет ВОЗ на протяжении многих лет и, по мнению Зобриста, не воспринимает проблему перенаселения достаточно серьезно. В своей статье он прямо заявляет, что от самоубийства доктора Сински ВОЗ только выиграет.
– С гуманностью у него точно проблемы.
– Боюсь, что это издержки гениальности. Подобных людей отличает особое устройство мозга, способного концентрироваться на решении какой-то задачи на порядок лучше других. Однако все имеет свою цену, и зачастую плату составляет нравственная незрелость.
Лэнгдон вспомнил газетные вырезки о юной Сиенне – девочке-вундеркинде с ай-кью, равным двумстам восьми, и невероятными умственными способностями. Может, рассуждая о Зобристе, она отчасти говорила и о себе? И сколько еще она будет держать свои способности от него в тайне?
Впереди показался ориентир, который и был нужен Лэнгдону. Они перешли улицу Леони и вскоре оказались на перекрестке с очень узкой улочкой, больше похожей на проход между домами. На указателе значилось: «УЛИЦА ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ».
– Судя по всему, вам многое известно о человеческом мозге, – заметил Лэнгдон. – Это была ваша специализация на медицинском факультете?
– Нет, но в детстве я много читала. А мозгом стала интересоваться… из-за кое-каких проблем.
Лэнгдон бросил на нее заинтересованный взгляд, надеясь, что она продолжит.
– Мой мозг… – тихо начала Сиенна, – развивался не как у других детей, и от этого… были проблемы. Я потратила много времени и сил, пытаясь понять, что со мной не так, и хорошо изучила неврологию. – Поймав на себе взгляд Лэнгдона, она добавила: – И – да, отсутствие волос тоже связано с медицинскими показаниями.
Лэнгдон отвел взгляд, ругая себя за бестактность.
– Не смущайтесь, – сказала Сиенна, – я научилась с этим жить.
Пока они шли по узкой, погруженной в тень прохладной улочке, Лэнгдон пытался проанализировать все, что узнал о Зобристе и его пугающей жизненной позиции. Ему никак не давал покоя один вопрос.
– Те вооруженные люди, – начал Лэнгдон, – которые пытаются нас убить. Кто они такие? Я не понимаю. Если Зобрист запускает какую-то чуму, разве остальные не должны объединить усилия, чтобы помешать этому? То есть быть на одной стороне?
– Вовсе не обязательно. Может, Зобрист и стал изгоем в медицинском сообществе, но у него вполне может быть целый легион преданных сторонников, считающих, что уничтожение части населения – необходимое зло, на которое надо пойти, чтобы спасти планету. Судя по всему, те солдаты как раз и стремятся обеспечить выполнение замыслов Зобриста.
Частная армия из сторонников Зобриста? – задумался Лэнгдон. Да, в истории хватало и отдельных фанатиков, и целых сект, которые совершали самоубийство из-за самых нелепых убеждений – веры, что их лидер мессия, или что на обратной стороне Луны их ждет космический корабль, или что грядет Судный день. В отличие от всего этого, проблема перенаселения имела научное обоснование, но что-то в преследовавших их вооруженных людях Лэнгдона смущало.
– Я не верю, что группа обученных солдат пойдет на массовое уничтожение невинных людей… тем более что они сами могут заразиться и погибнуть.
Сиенна бросила на него удивленный взгляд.
– Роберт, а чем, по-вашему, занимаются солдаты на войне? Они убивают невинных людей и рискуют собственной жизнью. Если люди верят в идею, то все возможно.
– В идею? Распространять чуму – это идея?!
Сиенна испытующе на него посмотрела.
– Роберт, идея
