шаги стихли, Лэнгдон уверенно направился мимо экспонатов к стенному шкафу в другом конце зала. Шкаф был квадратным и располагался приблизительно в трех футах от земли. Лэнгдон уверенно взялся за ручку дверцы и распахнул ее.

Сиенна изумленно охнула. За дверцей чернела пустота, будто шкаф был порталом, который вел в иной мир.

– Следуйте за мной, – скомандовал Лэнгдон.

Прихватив фонарь, висевший на стене рядом с дверцей, профессор с неожиданной сноровкой и легкостью вскарабкался в темный проем и исчез в нем.

Глава 46

La soffitta, подумал Лэнгдон. Самое впечатляющее чердачное помещение на свете.

Воздух внутри был затхлым и навевал мысли о древности, будто за столетия пыль штукатурки стала такой мелкой и невесомой, что не оседала, а просто висела в воздухе. Вокруг все скрипело и постанывало, и Лэнгдону казалось, будто он забрался в чрево какого-то огромного живого существа.

Убедившись, что широкая балка под ногами достаточно надежна, он направил луч фонаря в глубь потолочного перекрытия, погруженного во тьму. Перед ним возник казавшийся бесконечным тоннель, перегороженный многочисленными треугольными и прямоугольными пересечениями деревянных балок, брусьев, опор и прочих структурных элементов, которые составляли невидимый каркас Зала пятисот.

Это огромное чердачное пространство Лэнгдон уже видел несколько лет назад во время той самой экскурсии по тайным ходам, воспоминания о которой затуманил «Неббиоло». В зале с архитектурными моделями было вырезано специальное окошко, чтобы посетители после знакомства с моделью могли посветить в проем фонарем и увидеть, как она воплощена на практике.

Оказавшись внутри чердачного помещения, Лэнгдон был поражен, насколько оно походило на обычный амбар в Новой Англии, – такие же мощные стропила и стойки «связывали» подстропильные балки.

Сиенна тоже пролезла в проем и теперь стояла на балке рядом с ним, растерянно озираясь. Лэнгдон посветил фонарем в разные стороны, чтобы показать ей внутреннюю обстановку.

С места, где они стояли, чердачное пространство выглядело как длинный ряд равнобедренных треугольников, которые уменьшались по мере удаления, чтобы слиться в какой-то невидимой точке. Никакого пола на чердаке не было, а его роль выполняли поперечные балки, похожие на массивные железнодорожные шпалы.

Показав себе под ноги, Лэнгдон произнес приглушенным голосом:

– Прямо под нами Зал пятисот. Если мы переберемся на другой конец, то сможем попасть на Лестницу герцога Афинского.

Сиенна с сомнением окинула взглядом сложное переплетение балок и опор, лежавших на их пути. Добраться до другого конца можно, только перепрыгивая с балки на балку. Так, играя, прыгают дети по шпалам. Балки были широкими и представляли собой связку из несколько брусьев, скрепленных в единое целое большими металлическими скобами. Сохранять на них равновесие было несложно. Проблема заключалась в том, что расстояние между балками было слишком большим.

– Я не перепрыгну, – прошептала Сиенна.

Лэнгдон тоже сомневался, что сможет это сделать, а падение означало верную смерть. Он посветил вниз между балками.

В восьми футах ниже виднелся какой-то подвешенный на металлических прутьях настил, покрытый слоем пыли. Он был похож на пол и казался прочным, к тому же тянулся насколько хватало глаз. Но Лэнгдон знал, что это всего лишь туго натянутая ткань – изнанка подвесного потолка Зала пятисот с тридцатью девятью полотнами Вазари в деревянных рамах. Горизонтальное расположение картин навевало ассоциации с лоскутным одеялом.

Сиенна показала на покрытую пылью поверхность под ними.

– А мы не можем спуститься и просто пройти туда?

Нет, если не хотим провалиться сквозь холст Вазари в Зал пятисот.

– Вообще-то есть идея получше, – заверил Лэнгдон как можно спокойнее, чтобы она не занервничала, и двинулся к центральной несущей балке чердачного помещения.

Во время той давней экскурсии Лэнгдон не только смотрел в прорубленное в зале архитектурных моделей окно, но и прогулялся по чердачному помещению пешком, правда, с другой стороны зала для выхода в помещение имелась специальная дверь. Если его не подводила ослабленная вином память, то вдоль центральной несущей балки был проложен специальный дощатый настил, по которому туристы могли попасть на смотровую площадку, оборудованную в центре помещения.

Однако, добравшись до несущей балки, он с удивлением увидел, что никакого настила, даже отчасти напоминавшего тот, который он запомнил, тут не было.

Сколько же вина я тогда выпил?

Вместо надежной, специально оборудованной для туристов дорожки между балками лежали кое-как брошенные доски, образуя примитивные мостки. Чтобы пройти по ним, требовались навыки канатоходца.

Судя по всему, та оборудованная дорожка на другом конце доходила только до смотровой площадки, и туристы по ней же возвращались обратно. А эти брошенные поперек балок доски скорее всего использовались техническим персоналом для доступа в эту часть чердачного помещения.

– Похоже, нас ждет смертельный номер, – заметил Лэнгдон, с сомнением глядя на узкие доски.

– Не страшнее Венеции в сезон наводнений, – беззаботно отозвалась Сиенна, пожимая плечами.

В ее словах была доля истины. Во время его последнего визита в Венецию площадь Святого Марка была затоплена почти на полметра, и он добирался из отеля «Даниэли» до собора по доскам, положенным на шлакоблоки и перевернутые ведра. Конечно, одно дело промочить ноги и совсем другое – разбиться насмерть, провалившись сквозь шедевр эпохи Возрождения.

Стараясь не думать об этом, Лэнгдон наступил на узкую доску с показной уверенностью, надеясь, что своим видом рассеет любые сомнения, которые могли возникнуть у Сиенны. Демонстрируя внешнее спокойствие, профессор чувствовал, как бешено колотилось его сердце, пока он шел по первой доске. Когда он добрался до середины, доска под его тяжестью сильно прогнулась и зловеще затрещала. Он ускорил движение и через несколько секунд уже стоял на другой балке в относительной безопасности.

Облегченно выдохнув, он обернулся, чтобы посветить Сиенне и, если понадобится, успокоить ее и приободрить. Однако никакой поддержки ей не потребовалось. Едва он направил луч света на доску, как она легко вспорхнула на нее и перебежала с необычайной ловкостью. Доска под ее стройным телом почти не прогнулась, и вскоре она уже стояла рядом с ним.

Немного приободрившись, Лэнгдон повернулся и шагнул на следующую доску. Дождавшись, когда он обернется и посветит ей уже с другой балки, Сиенна быстро перебралась к нему. В свете единственного фонаря они продвигались в устойчивом ритме – сначала по доске проходил он, затем она. Сквозь тонкий потолок доносилось потрескивание полицейских раций. Роберт мысленно улыбнулся. Невесомые и невидимые, мы парим над Залом пятисот.

– Послушайте, Роберт, – шепотом обратилась к нему Сиенна. – Вы говорили, Игнацио сказал, где найти маску?

– Да… но не прямо, а намеком. – Лэнгдон объяснил, что Игнацио наверняка побоялся доверить тайну местонахождения маски автоответчику и описал его иносказательно. – Он произнес слово «рай», и я думаю, что речь идет о последней части «Божественной Комедии». А его точные слова – «”Рай”, двадцать пять».

– Наверное, он имел в виду Двадцать пятую песню, – предположила Сиенна.

– Я тоже так думаю, – согласился Лэнгдон. «Песня» была своего рода аналогом главе, и такое