Лэнгдон даже не сразу осознал смысл ее слов. Владелец маски? Он всегда считал, что она принадлежит музею.
Сиенна тоже удивилась и сразу включилась в разговор:
– А разве не музей ею владеет?
Марта покачала головой и вновь перевела взгляд на экран.
– Один богатый меценат предложил выкупить посмертную маску Данте из коллекции музея, но при этом оставить ее в постоянной экспозиции. За это он был готов заплатить целое состояние, и музей с удовольствием согласился.
– Погодите, – засомневалась Сиенна, – он что – заплатил за маску… и оставил ее вам?
– Это обычная практика, – пояснил Лэнгдон. – Благотворительное приобретение, так меценаты могут делать музеям значительные пожертвования, не регистрируя их в качестве подарка, облагаемого налогами.
– Тот меценат был необычным человеком, – продолжала Марта. – Настоящий знаток Данте, но при этом… как будет по-английски… fanatico?
– Да кто он? – спросила Сиенна, явно встревожившись.
– Кто? – нахмурилась Марта. Она смотрела на экран и, видимо, потеряла нить разговора. – А-а… думаю, вы слышали о нем недавно в новостях. Это швейцарский миллиардер Бертран Зобрист.
Если Лэнгдону это имя показалось просто знакомым, то Сиенна изменилась в лице, будто увидела призрак, и, схватив Роберта за руку, крепко сжала.
– Ну да, конечно… – запинаясь, пробормотала она, смертельно побледнев. – Бертран Зобрист. Знаменитый биохимик. Заработал огромное состояние еще в молодости, продав патенты на свои разработки в области биологии.
Помолчав, она с трудом сглотнула и, наклонившись к Лэнгдону, прошептала ему на ухо:
– Зобрист фактически открыл манипулирование с зародышевой линией.
Лэнгдон понятия не имел, что такое манипулирование с зародышевой линией, но это звучало зловеще, особенно в свете его недавних видений, связанных с чумой и смертью. И откуда Сиенна так много знает о Зобристе? Потому что интересуется медициной… или Зобрист тоже был вундеркиндом, как и она? Может, таким уникальным людям свойственно следить за достижениями друг друга?
– Я впервые услышала о Зобристе несколько лет назад, – продолжала Сиенна, – когда он публично выступил с крайне провокационными идеями относительно роста населения. – На ее лице не было ни кровинки. – Зобрист – сторонник уравнения демографического апокалипсиса.
– Прошу прощения?
– По сути, это облеченная в математическую форму констатация того, что население Земли растет, люди живут дольше, а ресурсы истощаются. Согласно этому уравнению, если нынешние тенденции сохранятся, апокалипсический коллапс неизбежен. Зобрист публично предсказал… что если не случится глобальной катастрофы с массовой гибелью людей, то человеческая раса не просуществует и ста лет. – Сиенна тяжело вздохнула и посмотрела Лэнгдону в глаза. – А однажды Зобрист даже заявил, что «самым лучшим подарком Европе была “черная смерть”».
Лэнгдон в ужасе не сводил с нее взгляда. Он вспомнил чумную маску с клювом, и по коже у него побежали мурашки. Все утро он гнал от себя мысль, что его нынешние злоключения как-то связаны со смертельной заразой… и вот теперь новое подтверждение верности его догадки.
Конечно, со стороны Зобриста назвать «черную смерть» лучшим подарком Европе было возмутительно, но Лэнгдон знал, что многие историки отмечали позитивные для Европы социоэкономические последствия массового вымирания людей в четырнадцатом веке. До эпидемии чумы средневековая Европа страдала от перенаселения, голода и экономических трудностей. Но появление «черной смерти» при всех ее ужасах «сократило человеческое стадо» и, создав изобилие еды и возможностей, стало, по мнению многих историков, главным катализатором наступления эпохи Возрождения.
Вспомнив знак биологической опасности на футляре с измененной картой Дантова ада, он вдруг, похолодев от ужаса, сообразил: ведь кто-то же изготовил тот жуткий проектор… и Бертран Зобрист – биохимик и фанатичный поклонник Данте – казался самым логичным претендентом на эту роль.
Отец генетического манипулирования с зародышевой линией. Лэнгдон чувствовал, как разрозненные обрывки информации начинают складываться в единую картину. Однако картина эта становилась все более пугающей.
– Промотайте этот кусок, – велела Марта охраннику, устав наблюдать, как Лэнгдон с Бузони бесконечно разглядывают маску, и желая как можно скорее добраться до момента ее похищения и узнать, кто это сделал.
Охранник нажал кнопку ускоренной перемотки, и цифры на мониторе быстро замелькали.
Три минуты… шесть минут… восемь минут.
На экране стоявшая позади мужчин Марта нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, все чаще поглядывая на часики на руке.
– Прошу прощения, что мы вас так задержали, – сказал Лэнгдон. – Видно, что вы очень устали.
– Я сама виновата, – ответила Марта. – Вы оба настаивали, чтобы я пошла домой, а вас выпустили бы охранники, но я посчитала это невежливым.
Неожиданно Марта исчезла с экрана. Охранник перевел воспроизведение в нормальный режим.
– Все в порядке, – сказала Марта. – Я помню, что отлучалась в туалет.
Охранник кивнул и хотел опять включить ускоренную перемотку, но Марта схватила его за рукав.
– Aspetti![25] – Она наклонила голову и с изумлением смотрела на экран.
Лэнгдон тоже растерялся. Что за бред?
На экране он вытащил из кармана пиджака пару хирургических перчаток и надел их. Дуомино занял место у дверного прохода и смотрел в ту сторону, куда только что ушла Марта. Через мгновение он кивнул Лэнгдону, явно подавая сигнал, что можно приступать.
Какого черта мы делаем?!
Лэнгдон видел, как на экране он протягивает руку к шкафчику и очень осторожно открывает его, стараясь не повредить древние петли. Дверца медленно повернулась… открывая доступ к посмертной маске Данте.
Марта Альварес испуганно охнула, закрыв лицо руками.
Испытывая не меньший ужас, чем Марта, Лэнгдон смотрел на экран, не в силах поверить, что это он тянется к маске, осторожно берет ее обеими руками и вынимает из шкафчика.
– Dio mi salvi! Cos’ha fatto? Perché?[26] – взорвалась Марта, вскакивая на ноги и поворачиваясь к Лэнгдону.
Он не успел ответить, как один из охранников выхватил черную «беретту» и навел на него.
Господи Боже!
Роберт Лэнгдон смотрел на пистолет и чувствовал, как стены крошечной комнаты начинают сходиться, словно концы тисков. Марта Альварес – уже на ногах – уставилась на него с выражением смертельной обиды. На экране позади нее Лэнгдон поднес маску к свету и внимательно что-то разглядывал.
– Я вынул ее только на минутку, – оправдывался Лэнгдон, надеясь, что так и было. – Игнацио заверил меня, что вы не будете возражать.
Марта не ответила. Она казалась сбитой с толку и действительно никак не могла понять, зачем Лэнгдону понадобилось ей лгать… и зачем он стоял и смотрел запись вместе с ней, зная, что там будет.
Я понятия не имел, что открывал шкафчик!
– Роберт, – шепнула Сиенна. – Видите?! Вы что-то обнаружили!
Несмотря на их отчаянное положение, она продолжала следить за записью.
Теперь на экране Лэнгдон держал маску, повернув ее к свету тыльной стороной, и во что-то пристально вглядывался.
Камера висела под таким углом, что на мгновение маска в руках Лэнгдона полностью закрыла ему лицо, а мертвые глаза Данте оказались вровень с его. Он вспомнил зловещую фразу – истину можно
