Еще бы, подумала Сиенна. Все качественные скачки в медицине – изобретение пенициллина, анестезия, рентгеноскопия, увиденное в микроскоп деление клетки – всегда воспринимались именно так.
Доктор Сински посмотрела на свой блокнот.
– Через несколько часов в Женеве на меня обрушится шквал вопросов. И не сомневаюсь, что первый будет о том, есть ли возможность противодействовать этому вирусу.
Сиенна тоже об этом думала.
– И я полагаю, – продолжила Сински, – что первым предложением будет исследовать вирус Бертрана, понять его как можно лучше и затем попытаться создать другой его штамм, который будет запрограммирован на восстановление ДНК в первоначальном виде. – Во взгляде Сински, устремленном на Сиенну, было мало оптимизма. – Возможно ли в принципе создание такого контрвируса – отдельный вопрос, но я бы хотела услышать ваше мнение в гипотетическом плане.
Мое мнение? Сиенна нерешительно посмотрела на Лэнгдона. Тот кивнул, явно желая сказать: Ты и так уже зашла далеко. Так что не стесняйся. Говори без обиняков все, что думаешь.
Сиенна откашлялась и заговорила сильным ровным голосом:
– Мадам, я много лет провела с Бертраном в мире генной инженерии. Как вам известно, геном человека – удивительно тонкая и хрупкая структура… по сути, карточный домик. И с каждым нашим новым вмешательством повышается риск ошибки, в результате которой может обрушиться вся конструкция. Лично я считаю, что пытаться вернуть ДНК в прежнее состояние после того, что уже сделано, чрезвычайно опасно. Бертран был исключительно талантливым ученым-провидцем. Он опередил других на многие годы. Я не думаю, что в настоящее время можно кому-то доверить копаться в геноме человека в надежде все исправить. Даже если будет изобретено нечто, что позволит рассчитывать на успех, само испытание вируса будет означать инфицирование всего населения чем-то новым.
– Справедливо, – согласилась Сински, видимо, ничуть не удивившись услышанному. – Но есть и другое, гораздо более важное соображение. Мы можем сознательно оставить все как есть.
– Прошу прощения? – опешила Сиенна.
– Мисс Брукс, я могу не соглашаться с методами Бертрана, но верность его оценки положения дел не вызывает сомнений. Планета стоит на пороге кризиса перенаселения. Даже если нам удастся нейтрализовать вирус, не имея при этом реального альтернативного решения проблемы перенаселения, мы просто вернемся к исходной ситуации.
Видя шок, в который эти слова повергли Сиенну, Сински устало усмехнулась:
– Не ожидали услышать от меня такое?
Сиенна покачала головой.
– Я даже не знаю, как на это реагировать.
– Тогда я попробую удивить вас еще раз, – сказала Сински. – Как я уже говорила, через несколько часов руководители ведущих мировых организаций здравоохранения соберутся в Женеве, чтобы обсудить этот кризис и выработать план действий. За все время моего пребывания на посту главы ВОЗ таких важных совещаний еще не было. – Она пристально посмотрела на молодого врача. – Сиенна, я хочу, чтобы вы приняли в нем участие.
– Я?! – опешила та. – Но я не занимаюсь генной инженерией. И я рассказала вам все, что знаю. – Она показала на блокнот Сински. – И вы уже все записали.
– Отнюдь, – вмешался Лэнгдон. – Сиенна, для любого содержательного обсуждения необходим нужный контекст. Доктору Сински и ее команде понадобится выработать моральную позицию для оценки разных вариантов реагирования на этот кризис. Она считает, что вы можете внести в это существенный вклад.
– Полагаю, что моя позиция не понравится ВОЗ.
– Возможно, – согласился Лэнгдон, – однако именно поэтому вам и надо там быть. Вы представляете новое поколение мыслителей. У вас есть альтернативная точка зрения, иной взгляд. Вы можете помочь им понять образ мыслей мечтателей, подобных Бертрану, – блестящих умов, чья убежденность в своей правоте заставляет их брать ответственность на себя и действовать самостоятельно.
– Бертран не был первым.
– Не был, – подтвердила Сински, – и он не будет последним. Каждый месяц ВОЗ находит лаборатории, где ученые на свой страх и риск пробуют силы в серых зонах науки, начиная от манипуляций со стволовыми клетками и заканчивая созданием не существующих в природе химер – организмов из генетически различных тканей. Это очень опасная практика. Наука развивается так быстро, что уже никто не понимает, где проходит граница допустимого.
Сиенна не могла с этим не согласиться. Совсем недавно два видных вирусолога Фушье и Каваока создали крайне болезнетворный вирус-мутант H5N 1. Они преследовали чисто научные цели, однако их новое творение обладало определенными свойствами, которые серьезно встревожили специалистов по биобезопасности и вызвали бурные споры в Интернете.
– Боюсь, что дальше будет только хуже, – заметила Сински. – Мы стоим на пороге новых технологий, которые не можем себе даже представить.
– И новой философии, – добавила Сиенна. – Движение трансгуманизма вот-вот выйдет из тени и превратится в господствующее направление. Один из его фундаментальных принципов заключается в том, что у людей есть моральный долг участвовать в процессе эволюции… использовать наши технологии для улучшения вида – сделать людей здоровее, сильнее и умнее. Скоро все это станет возможным.
– И вы не думаете, что подобные воззрения противоречат эволюционному процессу?
– Нет, – убежденно заявила Сиенна. – Люди постепенно эволюционировали на протяжении тысячелетий, изобретая все новые технологии. Чтобы согреться, они научились добывать огонь трением одной палочки о другую; чтобы прокормить себя – создали сельское хозяйство; для борьбы с болезнями изобрели вакцины; а теперь создают генетические инструменты для совершенствования собственного организма, чтобы выжить в меняющемся мире. – Она помолчала. – Я считаю, что генная инженерия – это очередной этап в длинном списке человеческих достижений.
Сински глубоко задумалась, а потом спросила:
– Значит, вы считаете, что мы должны приветствовать эти инструменты с распростертыми объятиями?
– Если мы этого не сделаем, – ответила Сиенна, – то достойны жизни не больше пещерного человека, который замерзает насмерть, боясь разжечь огонь.
В наступившем молчании ее слова надолго повисли в воздухе.
Нарушил тишину Лэнгдон.
– Боюсь показаться старомодным, – начал он, – но я вырос на теории Дарвина и не могу не усомниться в разумности ускорения естественного процесса эволюции.
– Роберт, – горячо возразила Сиенна, – генная инженерия не является ускорением процесса эволюции. Это естественный ход событий! Не забывайте, что Бертрана Зобриста создала эволюция. Его поразительный интеллект был продуктом того самого процесса, который описал Дарвин… эволюции во времени. Его редкостное понимание генетики было не откровением свыше, а результатом многолетнего интеллектуального развития человека.
Лэнгдон промолчал, обдумывая услышанное.
– А будучи дарвинистом, – продолжила Сиенна, – вы знаете, что у природы всегда находился способ держать численность населения под контролем – эпидемии, голод, наводнения. Но позвольте задать вам вопрос: разве не может природа на этот раз избрать другой путь? Вместо того чтобы насылать на нас ужасные беды и страдания… не могла ли природа через процесс эволюции создать ученого, который
