Cандро!  — Он окликнул худого, высокого, аскетичного вида мальчика, рассеянно глядевшего в окно. Тот обернулся и несколько мгновений задумчиво нас разглядывал, как будто забрёл сюда по ошибке, а теперь понял, что должен быть где-то в другом месте. Это был Алессандро Убалдини, барон фон Тополицца, уроженец Рагузы — или Дубровника, кажется, так он теперь называется — потомок одной из самых старинных мореходных династий Далмации.

Его дед служил с эрцгерцогом Фридрихом Фердинандом при штурме Акры в 1840-ом, а отец — к моменту нашего знакомства уже покойный — получил орден Леопольда за выдающуюся храбрость в битве при Лиссе, когда на деревянном линейном корабле «Кайзер» не только противостоял итальянскому броненосцу, но и протаранил другой.

Конечно, с таким происхождением Убалдини имел все основания ставить себя выше товарищей-кадетов, однако он вёл себя очень скромно, а его задумчиво-аристократичный вид раздражал разве что наших преподавателей.

С того дня Гаусс, Убалдини и я всегда держались вместе. Мы познали чистую радость беззаботной дружбы в то единственное время, когда это возможно — прежде чем получили золотые позументы морских офицеров, а бремя нажитых забот ещё не тянуло нас вниз, к могиле.

Возглас старшины призвал толпу курсантов к порядку. Мы выстроились в неровный прямоугольник и пытались встать по стойке «смирно», когда в вестибюль вошёл суровый человек невысокого роста и, постукивая о ступеньки концом свисающей сабли, поднялся на помост. Он снял фуражку, положил на стол, потом сцепил за спиной руки и с минуту стоял молча, не слишком удовлетворённо разглядывая новое пополнение. Я заметил лёгкий нервный тик с одной стороны его лица.

Это был линиеншиффслейтенант Эрнст Любич, командир нашей роты, которому в ближайшие четыре года предстояло контролировать наше обучение.

— Кадеты набора 1900 года, — наконец заговорил он, — глядя на вас, собравшихся здесь, я понимаю, что сейчас, в году от рождества Господа нашего одна тысяча девятисотом, когда мы всего в столетии от миллениума, человечество вплотную подошло к вырождению и упадку, предсказанным в Книге откровений пророка Даниила и других частях Священного Писания. Должен сказать, что хоть мне и не дожить до конца света, но мой священный долг морского офицера Австрийского королевского дома — сделать из жалкого сброда вроде вас максимально возможное подобие морских офицеров. Вы станете военными моряками или умрёте! Кадеты 1900-го года, никогда не забывайте простой принцип нашего обучения — оно должно быть таким трудным, что если когда-либо вам придётся участвовать в военных действиях, они покажутся приятным отдыхом!

Линиеншиффслейтенант Любич и императорская и королевская Морская Академия оказались именно такими, как говорилось в этой речи. Учёба была суровой и напряжённой, и самым тяжёлым стал первый семестр, тёмные утренние часы и рано наступающие зимой вечера.

Австро-венгерскому военно-морскому флоту всегда недоставало денег для подготовки офицеров, даже для собственных не особенно больших нужд, а потому недостаточное количество давно решили компенсировать высоким качеством подготовки, даже если это означало, что знания в нас станут впихивать, как орехи в страсбургских гусей. Занятия начинались задолго до рассвета и продолжались чуть не до ночи, от усталости у нас дрожали колени и вываливались глаза. В начале учебного года на моём курсе насчитывалось сорок кадетов, а к Рождеству их число сократилось до тридцати четырёх.

Трое просто ушли, не сумев выдержать такой темп, одного исключили как непригодного к учёбе, один продолжил обучение в местном сумасшедшем доме, ещё один, жертва мозговой горячки, отправился вперёд ногами на городское кладбище. Выживших ждали побудка в пять утра, двадцать минут на завтрак, потом учёба и тренировки до обеда, затем другие занятия и тренировки до ужина в семь вечера, а под конец снова занятия, до отбоя в девять тридцать.

В конце каждого семестра — экзамены по всем предметам. Любого, не набравшего проходной балл хотя бы по одному из них, вышвыривали без всяких церемоний — никаких второгодников, которые были, и, полагаю, до сих пор остаются большой проблемой школьного обучения в Центральной Европе.

В программу наших занятий входили математика, химия, физика, немецкий язык и литература (поскольку для большинства этот язык не являлся родным), английский, сербо-хорватский, ещё один из языков монархии (я выбрал итальянский), география, метеорология, военно-морская история, стратегия и тактика, теория кораблестроения, баллистика и мореходная астрономия. Уроки по последнему предмету проводились обычно около трёх часов ночи, холодной зимней ночи, в обсерватории академии. Мы вглядывались в небо сонными глазами через запотевший от дыхания телескоп, пытаясь найти Арктур и Альдебаран, когда те ненадолго появятся над горизонтом.

Практическое обучение включало морское дело, морские узлы, морские сигналы, шлюпочную практику, прибрежную навигацию и в дополнение ко всему этому пехотную строевую подготовку и тактику. Боже мой, как мы всё это выдержали? Даже сейчас, восемьдесят с лишним лет спустя, я чувствую слабость от одного перечисления.

Но такова была лишь официальная программа обучения. Проводились ещё и уроки по нашему облагораживанию — нас готовили не только командовать кораблями и руководить людьми, но и к карьере офицеров дома Габсбургов. Нам предстояло принести присягу самой почтенной из правящих семей Европы, стать достойными представителями древнейшей династии, неутомимыми защитниками чести монархии и её офицерского корпуса.

Это означало, что из нас должны сделать джентльменов при помощи занятий фехтованием (в которых я был весьма неплох), верховой ездой (где я не достиг особых успехов) и обучения правилам хорошего тона, поскольку и сейчас считается, что если мальчиков вроде меня, без дополнений «эдлер» и «риттер» [3] перед именем, предоставить самим себе,  в обществе они непременно станут пускать газы и сморкаться в скатерть.

Единственным хоть сколько-нибудь приятным во всём этом были еженедельные уроки танцев, проводившиеся в главном зале под неусыпным руководством учителя танцев, герра Летценмайера. В качестве партнёрш из соседней монастырской школы к нам во второй половине дня приводили построившихся парами девочек.

Однако я быстро понял, что девочки не ждали этих вечеров с таким же нетерпением, как мы. По их мнению, общению с представителями мужского пола мешает то, что мы неуклюжи и стеснены в средствах, так что обычно они нас третировали. В те времена хорошеньким девушкам среднего класса лет в пятнадцать-шестнадцать оставалось не больше года до замужества и детей, поэтому взгляды их прекрасных чёрных глаз — в основном девушки были итальянками — охотнее останавливались на гораздо более достойных и

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату