Две недели семейного отдыха в Аббации превратились в полный кошмар.
Отец кипятился, а мать дулась и страдала от обмороков и приступов истерики, в конечном счете ее госпитализировали в Фиуме с подозрением на бешенство. Но что касается моей карьеры, то она развивалась как нельзя более благополучно. Я отправился на пассажирском пароходе в Черзо, в свое первое морское путешествие, и ужасно мучился от морской болезни, потому что даже летом Адриатика бывает довольно бурной, когда несколько дней дует сирокко. Во время этой поездки отец (которому тоже было худо), стоило погоде наладиться, спустился в салон и вступил в беседу с молодым военно-морским лейтенантом по имени Генрих Фритч.
Настоящий приверженец всего пангерманского, отец относился к габсбургской Австрии как к полуразрушенным средневековым трущобам, стоящим на пути Великого немецкого рейха, а значит, ему не нравилось мысль, что я стану офицером императорского и королевского флота.
Он тут же отправил прошение в Морское министерство в Берлине с просьбой сделать для меня исключение и разрешить служить в императорском немецком военно-морском флоте. Однако после разговора с линиеншиффслейтенантом Фритчем, который служил на флотилии торпедных катеров в Луссине, отец начал склоняться к тому, что австро-венгерский флот — не такая уж плохая идея. Как и отец, Фритч был пылким немецким националистом — позже он стал знаменитым австрийским нацистом.
Но он уверил отца, что, как только старый император умрет и трон займет Франц Фердинанд, Германия и Австрия быстро сольются в единое государство, после чего бывшие австро-венгерские кригсмарине, где он служит, станут средиземноморской флотилией германского флота, который вскоре будет достаточно могучим, чтобы бросить вызов Великобритании и Соединенным Штатам вместе взятым. В таком военно-морском флоте, по его словам, определенно стоит служить. Этот случайный разговор принес плоды в следующем году, когда отклонили мое прошение стать военно-морским кадетом кайзера Вильгельма.
Результатом стало мое заявление на сдачу в 1900 году экзаменов для поступления в императорскую и королевскую Морскую академию в Фиуме. К этому времени мы с братом учились в гимназии кронпринца эрцгерцога Рудольфа в Хиршендорфе. Это было мрачное место. Даже название было похоже на похоронный звон, напоминая, как бедный полубезумный сын императора застрелил возлюбленную, а затем покончил с собой в охотничьем домике в Майерлинге.
Заупокойная месса по этому поводу в приходской церкви святого Яна Непомуцкого была самым первым событием общественной жизни, которое я помнил. Тогда мне ещё не исполнилось три, но отец был не последним государственным служащим, а значит, мы должны были присутствовать, наряду со всеми другими местными высокопоставленными лицами и их семьями. Как сейчас помню свечи, запах ладана и звон колоколов, но я был слишком мал, чтобы заметить реакцию окружающих на громкий шепот нашей няни Ханушки своим детям, чтобы сидели ровно и слушали внимательно, ведь не каждый день увидишь, как церковь проводит полный обряд для убийцы и самоубийцы.
Если гимназия кронпринца Рудольфа была столь же непривлекательным местом, как и его имя, учебная программа, предлагаемая в этом сером, холодном, подобном тюрьме здании, была превосходной, как по объему знаний, так и по качеству обучения. Мои успехи в математике и естественных науках оказались более чем достаточными для сдачи вступительных экзаменов в Морскую академию, несмотря на то, что они считались сложнейшими.
Единственным препятствием мог стать английский, обязательный предмет для всех будущих кадетов. К сожалению, его как следует не преподавали ни в гимназии кронпринца Рудольфа, ни где-либо еще в северной Моравии. В итоге отец решил проблему, наняв нам с Антоном учительницей коренную англичанку, мисс Кэтлин Доггерти из графства Корк, странствующую ирландку и преподавательницу игры на фортепьяно, роковую женщину, бывшую любовницу князя фон унд цу Регница, хотя, естественно, нам ничего об этом не сказали.
Она была женщиной властной, с сильным и непредсказуемым характером, и это, как я теперь подозреваю, возможно, было симптомом скрытого сифилиса. Но безотносительно ее психической нестабильности она оказалась умелой учительницей английского. Когда я наконец сдал часовой устный экзамен по английскому в Вене в начале лета 1900 года, то получил высочайшие в том году оценки. Один экзаменатор был настоящим, живым, одетым в твидовый костюм англичанином, первым в моей жизни. Он почти ничего не говорил, но постоянно улыбался и, казалось, наслаждался какой-то понятной лишь ему шуткой.
Лишь позже я узнал, что это был легендарный контр-адмирал Чарльз Бересфорд, главнокомандующий средиземноморского флота, чей корабль зашел в Фиуме, и адмирал провел несколько дней отпуска в Вене. Адмирал, ирландский протестант, имел много друзей в австрийском флоте и любезно принял приглашение поучаствовать в приеме экзаменов.
Позже мне передали, что относительно меня он сказал следующее: «Исключительно способный абитуриент, говорит бегло и владеет идиомами, но, к несчастью, говорит с таким густым ирландским акцентом, что в нем легко могла бы встать ложка. Ему нужно принять срочные меры, чтобы избавиться от акцента, а кроме того, использование характерных для ирландского мюзик-холла выражений вроде «уж конечно» в начале предложения, а также «и вообще» в конце точно сделает его посмешищем в любой кают-компании». Наконец пришло письмо, где сообщалось, что я в числе сорока человек (из нескольких сотен), отобран для учебы в Австро-венгерской Морской академии в ранге воспитанник: нечто промежуточное между простым учеником и кадетом.
Учеба продлится с сентября 1900 года до июня 1904-го, и после успешного завершения я смогу поступить на службу в военно-морской флот императорских и королевских австро-венгерских ВМС в качестве зеекадета, это что-то вроде мичмана. Моя жизнь мореплавателя почти началась.
Необходимая одежда куплена или сшита, необходимые учебники заказаны у герра Зинауэра, чемодан собран, железнодорожный билет до Фиуме куплен: двухдневная поездка, включая остановку на одну ночь у тети Алексии в Вене. Я собирался начать путешествие длиной в восемьдесят шесть лет, которое перенесет меня через две мировых войны
