Он вдыхал пропитанный бензиновыми парами воздух, он морщился от звонков трамваев, он щурился от миганья светофоров на перекрестках и от рекламных щитов на стенах домов – и без сожаления прощался с этим городом, который высосал из него душу и превратил его в тряпку. С каждым шагом эта слизь, эта чешуя спадали с него и таяли в лужах, которые хлюпали под ногами.
Маленькая женщина в черном плаще шла ему навстречу, упрятав лицо в воротник пальто, понурив голову и глядя себе под ноги. Если бы она подняла глаза… кто знает, как сложилась бы ее судьба и судьбы многих других людей, но она только высокомерно вздернула голову и поспешно перешла дорогу.
Анатолий смотрел ей вслед. Это движение заставило его сердце дрогнуть. Но это не Аня. Аня умерла. Он сам видел ее фотографию в полицейском участке…
Бывало и раньше, что он принимал за нее других. Анатолий вспомнил, как тогда, в Крыму, в 19-м году – еще до прихода красных, – он бродил по Ялте и вдруг остановился потрясенный. Мужчина и женщина, оба хорошо одетые, он в котелке, она в шляпке под густой вуалью, стояли у парапета набережной, глядя на море, как вдруг резкий порыв ветра сдул вуаль с лица женщины. Она резко повернулась, ловя легкую ткань, и на миг Анатолий увидел ее открытое лицо.
Он мог бы поклясться, что это была Аня! Сходство было поразительным! Но встретив ее холодный, равнодушный взгляд, он мгновенно понял, что ошибся. Аня не смогла бы сохранить такой неузнающий, отчужденный вид, если бы они внезапно встретились! А не узнать его она не могла бы, Анатолий чувствовал это всем сердцем…
Впрочем, его сердце тотчас подсказало ему, что это ошибка. Перед ним не Аня. Очень похожа, удивительно похожа, но – не она!
Женщина опустила на лицо вуаль и пошла своей дорогой, опираясь на руку своего спутника.
Анатолий смотрел вслед и диву давался: она даже косолапила точно так же, как Аня!
Ее спутник вдруг обернулся и резанул по Анатолию коротким острым взглядом своих черных глаз, окруженных очень густыми ресницами.
Этот взгляд был полон такой ненависти, что Анатолий поспешил уйти, почувствовав внезапный страх. Вот только схватиться с каким-то безумным ревнивцем ему не хватало! Главное, было бы из-за кого. Это была чужая, другая, не она…
А вот в том берлинском трамвае была Аня, да, она, Анатолий ее узнал всем существом своим, и если бы не роковая случайность, они были бы теперь вместе! И все сложилось бы иначе.
Но не судьба, не судьба… Аня умерла, и насчет своей долгой жизни Анатолий тоже не обольщался. Рано или поздно – пожалуй, очень скоро! – они встретятся там, где любящие не разлучаются!
Анатолий повернул на Асканишерштрассе, чтобы побыстрей, кратким путем подойти к вокзалу, откуда этим же вечером они с Фадеевым уедут в Бухарест.
Эпилог
Уже утром следующего дня Анна «начала вспоминать» подробности своего бегства из России и жизни в Бухаресте. Теперь она называла себя госпожой Чайковской и очень бойко отвечала на все неудобные вопросы (а их и в самом деле было множество!), иногда, впрочем, вновь ссылаясь на спасительные провалы в памяти. Однако это не добавило правдоподобия ее образу в глазах русских эмигрантов, и длилось это узнавание-неузнавание долгие годы.
Феликс Юсупов, муж княжны императорской крови Ирины Александровны, племянницы Николая Второго и двоюродной сестры Анастасии, который навестил ее в Берлине, затем написал своей жене: «Утверждаю категорически, что она не Анастасия Николаевна, а всего лишь авантюристка, больная истеричка и ужасная актриса. Просто не понимаю, как в этом можно сомневаться. Уверен, если бы ты ее увидела, то отшатнулась бы в ужасе при мысли, что это ужасное существо может быть дочерью нашего царя».
Сидней Гиббс, воспитатель цесаревича Алексея, выразился еще более безапелляционно: «Если это – Анастасия, то я – китаец!» Позднее он также писал, что «в ней нет ни малейшего сходства с великой княжной Анастасией, каковой я ее помню… У меня нет сомнений – это самозванка!»
Приехавшая из Копенгагена великая княгиня Ольга Александровна, к визиту которой так старательно готовил свою протеже Сергей Дмитриевич Боткин, встретившись с ней, пришла в отчаяние: «Я относилась к этому ребенку как к собственной дочери. Но когда я села рядом с ней, то немедля осознала, что передо мной совершенно неизвестная женщина… Я уезжала из Дании с надеждой, когда я покидала Берлин, от этой надежды не осталось и следа».
Это был удар для Боткина, который по-прежнему надеялся, что родственники Анастасии дадут ей ключ от английского золота. И все же он продолжал поддерживать ее, надеясь, что время и множество тех, кто безоговорочно поддерживал Анну Андерсон (в их числе был, например, великий князь Андрей Владимирович, брат великого князя Кирилла Владимировича и муж знаменитой балерины и любовницы Николая Второго Матильды Кшесинской), смогут переубедить ее датских родственников. Но его поддержки хватило ровно до того времени, пока ему в руки не попало горестное письмо великой княгини Ольги Александровны: «Вскоре после того, как г-жа Андерсон появилась в Берлине в 1920 году, в обществе стали распространяться самые невероятные слухи о якобы „огромном царском состоянии“. Мне называли совершенно астрономические цифры. Всё это было фантастично и на редкость вульгарно – неужели моя мать приняла бы пенсию от короля Георга V, обладай она собственным имуществом в английских банках? Это не имело бы никакого смысла».
Чтобы улеглась «ядовитая пена», как выразился Боткин, пока не понимавший, что ему делать, он помог Анне Андерсон уехать в Америку, где ее должен был поддержать Глеб.
На дворе был уже 1928 год. В октябре двенадцать живых членов семейства Романовых и трое из родственников покойной царицы подписали совместную декларацию, в которой было высказано их «… твердое убеждение, что женщина, теперь живущая в Соединенных Штагах, – не великая княжна Анастасия Николаевна». Декларацию подписали сестры царя, как Ксения, так и Ольга; великий князь Александр, свояк царя, великий князь Эрнст Людвиг Гессенский; две сестры королевы Виктории, маркиза МилФорд Хавен и принцесса Ирина Прусская.
После этого Боткин-старший с большей или меньшей поспешностью умыл руки. Боткин-младший еще некоторое время возился с «Проектом „Анастасия“», который дал ему и Анне Андерсон изрядно подзаработать на спекуляции ее именем, а потом в Америке и в Германии ее поддерживали те, кто все же верил ей. Бесконечные опознания, медицинские экспертизы, которые противоречили одна другой, судебные заседания, которые выносили самые противоречивые решения: «Мы не имеем доказательств,
