– Мадемуазель вице-рассказчица, публика вас заждалась! – воскликнул вдруг чей-то веселый голос.

Шевалье вздрогнул, собаки насторожились, а иллюзия, в которую едва не рухнула Офелия, бесследно рассеялась.

К великому своему изумлению, она увидела, что к ним величественной поступью направляется барон Мельхиор. Просторный редингот, идеально сидящий на его тучной фигуре, был полностью соткан из Млечного Пути, разумеется, иллюзорного. Даже его цилиндр, и тот сверкал яркими траекториями падающих звезд. Да, он недаром звался министром элегантных искусств. Закрученные кверху светлые усы выглядели на его круглом лице парой восклицательных знаков.

– Добрый день, дядюшка Мельхиор, – поздоровался шевалье учтиво, как примерный ребенок.

– Дражайший племянник, вы забыли, что здесь вам не разрешается выгуливать собак? Кроме того, разве вы не знаете, который теперь час? – и барон указал на уличные часы. – Вам давно пора вернуться домой, к вашему дяде Харольду, и лечь спать!

– Простите меня, дядюшка Мельхиор, вы совершенно правы. До свиданья, мадемуазель Офелия, – сказал шевалье. – До скорого свидания!

От этих слов, произнесенных полушепотом, и от легкой, но многозначительной усмешки шевалье у Офелии пробежал мороз по коже.

Когда шевалье и его собаки удалились, барон Мельхиор облегченно вздохнул:

– Этот мальчишка совсем распустился! К счастью, за мной прибежал ваш слуга.

И вправду, за спиной барона в позе образцового лакея застыл Ренар. Увидев его, Офелия чуть не сгорела со стыда. Как она могла хоть на минуту вообразить, что он бросил ее в беде?!

– Мой племянник крайне огорчает всех нас! – посетовал барон Мельхиор, разглаживая усы.

– И что же вы делаете, чтобы это исправить?

В обычное время Офелия никогда не посмела бы обращаться к любому из Миражей в таком тоне. Ей следовало бы чувствовать благодарность к барону, но она была настолько взвинчена, что забыла о вежливости. К тому же девушка помнила, что Мельхиор – брат Кунигунды, а Кунигунда уж точно не питала к ней дружеских чувств.

Однако барон ничуть не обиделся. Он только опасливо оглянулся, словно боясь, что их услышит шевалье.

– Я и сам хотел бы знать, как его исправить! Однажды Станислав натравил одну из своих собак на мою маленькую племянницу только за то, что она не слишком лестно отозвалась о нашей дорогой мадам Беренильде. Сейчас девочке четырнадцать лет, мадемуазель вице-рассказчица, но она уже никогда не сможет нормально ходить. Сколько крови, сколько жестокости из-за одного-единственного слова! – воскликнул он с гадливой гримасой.

– Станислав, – задумчиво повторила Офелия. – Вот, значит, как его зовут. А вам известно, что это он погубил Драконов?

Она приготовилась к тому, что барон Мельхиор изобразит изумление или непонимание, и была удивлена, когда он кивнул, снова бросил взгляд через плечо и, убедившись, что их не подслушивают, шепнул ей:

– Я это подозревал. Мы все подозревали. Видите ли, среди Миражей очень мало таких, кто способен управлять животными. Станислав потерял родителей в несколько… гм… необычных обстоятельствах. Он состоит под опекой своего дяди, моего кузена Харольда, который, мне кажется, и наделил его этим ужасным, гибельным даром. Но сам Харольд вовсе не преступник, – торопливо уточнил барон Мельхиор. – Он никогда не поручил бы Станиславу действовать таким ужасным образом. Более того, вполне возможно, мальчишка подстроил все это, не подумав о последствиях. Как бы то ни было, весьма прискорбно, что имя Миражей фигурирует в столь печальном деле.

– Я смотрю, вы очень боитесь его? – дерзко спросила Офелия.

И в самом деле, барон непрестанно озирался, проверяя, нет ли кого-нибудь поблизости. Он был настолько тучным, что Офелия заподозрила его в нарушении режима «затягивания поясов», введенного интендантством с тех пор, как в городе стало не хватать мяса. Подобно большинству министров, Мельхиор проводил много времени в зале Высшего Семейного Совета на первом этаже Башни, где, по слухам, царило сказочное изобилие и где вельможи по любому поводу пировали вволю.

– О, тут все несколько сложнее, чем вы думаете. Ни один Мираж никогда не станет публично разоблачать другого. Но зато, – добавил Мельхиор с тонкой улыбкой, – любой из Миражей всегда может слегка подтолкнуть колесо фортуны…

– Колесо фортуны?

– …иначе называемое «господин Торн». Я слышал, что наш интендант организует перепись домашних животных. Так вот, на его месте я бы поискал их в имении Харольда. Но только учтите: я вам ничего не говорил!

– Да… конечно, – пробормотала Офелия, совсем не уверенная в том, что она его поняла. – Простите, мне уже пора идти в зал.

– Еще одну минуточку!

И барон, вплотную подойдя к девушке, начал проделывать какие-то загадочные пассы перед ее лицом. Офелия недоуменно спрашивала себя, что на него нашло, пока не заметила на своем платье крошечные иллюзорные точки. Они становились все отчетливей, все ярче, все подвижнее, и вскоре вокруг Офелии, словно ожившие узоры, запорхали бабочки. Впервые она стала свидетельницей создания иллюзии. Да, барон не зря пользовался репутацией великого кутюрье.

– По официальной версии, я прибыл сюда лишь затем, чтобы сделать вам этот подарок – скромный презент министра элегантных искусств мадемуазель вице-рассказчице. И ни о чем другом мы с вами не беседовали, не так ли?

С этими словами, обращенными и к Офелии, и к Ренару, барон Мельхиор учтиво приподнял цилиндр и удалился.

– Ну, наконец-то мадемуазель вице-рассказчица пожаловали, – с облегченным вздохом сказал мажордом, когда Офелия позвонила в дверь. – Мы совсем испереживались. Господин главный рассказчик уже давно на сцене.

– И до чего он дошел?

– Кривой бродяга изменил судьбу двух первых героев и готовится перейти к третьему эпизоду.

Значит, у Офелии было еще немного времени в запасе. Старый Эрик вечер за вечером рассказывал одну и ту же эпопею, так что девушка знала, когда ей следует приготовиться к выходу на сцену.

– Извините, – сказал мажордом, мельком взглянув на Ренара, – но публика сюда не допускается.

– Это мой ассистент, – твердо возразила Офелия, – я не могу без него обойтись. Он должен стоять за кулисами. И прошу вас не задерживать меня, – добавила она, видя, что мажордом колеблется.

– Простите великодушно, мадемуазель вице-рассказчица, – сказал он наконец и впустил их обоих.

Офелия поманила за собой Ренара и нырнула в привычную полутьму закулисья. Она уже довольно хорошо освоилась здесь, что, впрочем, не мешало ей натыкаться на лесенки, стулья и декорации, словно нарочно преграждавшие ей путь. Гортанный голос старого Эрика и скорбная мелодия его аккордеона, приглушенные плотным черным занавесом, делали этот сумрак еще мрачнее.

Но сегодня вечером особенно гнетущим было молчание Ренара, такое ощутимое, что казалось, будто оно сталкивается с каждой поверхностью и отражается от нее с удвоенной силой.

Офелия прислонилась к какому-то шкафу и постояла, пытаясь унять колотившую ее нервную дрожь. После встречи с шевалье у нее подгибались ноги.

– Мадемуазель? – раздался голос Ренара, который едва не налетел на нее в темноте.

– Погодите минутку, – шепнула Офелия. – Этот мальчик… он всегда наводит на меня ужас. Спасибо вам, что догадались сбегать за помощью.

Набрав побольше воздуха в грудь, девушка