– А сорокалетний так сможет? Ты же хочешь всерьез состариться!

– Не хочу. Но я устала от всего этого. От этой жизни. Я живу так уже семьдесят лет. Если бы они хоть подождали, пока мне исполнится двадцать один… Тогда мне было бы гораздо легче, чем девятнадцатилетней. Меня бы брали на настоящую работу.

– В двадцать один ты была бы уже старая, – возразил Джоэл. – Кто хочет быть старым? Хотя ты и так будто старая. Грустная и нудная. Вот так.

И он ушел, подобно многим другим. После этого они еще иногда виделись, но отношениям настал конец.

Клаудия знала, что человеческие парни были такими же – резкими в решениях, не думающими о том, чтобы смягчить удар. Но затем они вырастали и превращались в мужчин. Приобретали способность заботиться, становились рассудительными. Она видела это в Кене – как он научился любить свою жену Соню и детей. Они все заботились друг о друге и о многом другом.

Впервые Клаудия встретила его пятьдесят лет назад. Она охотилась с группой (она была вампиром уже двадцать лет, и группа непрерывно менялась, но суть оставалась прежней), и они нацелились на аппетитного молодого парня, который сидел в баре один. Табуретки по обе стороны от него пустовали, хотя остальные места в помещении были заняты.

– Давай ты, – велел Клаудии один из вампиров. – Ты уже давно никого не приводила.

Клаудия ненавидела соблазнять жертв. И ненавидела, как все, пить из одних и тех же вен одну и ту же кровь. Но она знала, что ей было положено к ним присоединиться, либо ее саму могли разорвать.

Она подсела к одинокому парню. Тот посмотрел на нее, будто с удивлением.

– Ничего, если я здесь сяду? – спросила она.

Он кивнул. «Молчун», – подумала Клаудия, почувствовав к нему жалость, но и довольная тем, что его жизнь почти подошла к концу.

Она заказала кока-колу – не хотелось, чтобы бармен спрашивал у нее удостоверение. Даже в шестидесятых не одобрялось, когда малолетние напивались.

– Похоже, сегодня тихо, – сказала она. У нее это действительно плохо получалось. – Ты кого-то ждешь? – Сначала следовало выяснить, не хватится ли его кто-нибудь.

– Нет, не жду. Просто пришел, потому что дома слишком давит тишина. Тебя как зовут? Меня Кен.

– Клаудия. – Как зовут его, ей знать не хотелось. – Так ты живешь один?

Он не ответил.

– А чем занимаешься?

– Работаю в офисе коронера.

– С мертвыми телами?

– Да, с мертвыми телами. – Он ответил раздраженно, будто уже был готов к тому, что она скажет дальше. Похоже, это происходило много раз. Люди уходили в отвращении.

– Круто, – ответила она. – Так ты их касаешься?

Кен отпил пива и не стал отвечать.

– Ты прикасаешься к мертвым? – повторила вопрос Клаудия. Будто это было что-то важное.

– Да, прикасаюсь. Хотя больше работаю с документами. Списки и всякое такое.

– А-а.

– Но не только. Ты сама их когда-нибудь трогала? – Клаудия видела, что он оживился, думая, что она, может быть, та, что ему нужна.

– Трогала. – И вдруг у нее мелькнула мысль: – А что там у тебя за списки?

– Мне нельзя об этом говорить. Люди не должны узнать.

Она наклонилась поближе. В другой части помещения вампиры уже теряли терпение. И хорошо. Пусть ищут собственную жертву.

– Что это за списки?

– Мы ведем учет неизлечимо больных. Просто чтобы заранее знать. Чтобы коронер мог составить план. Но людям это кажется слишком неприятным, поэтому мы не слишком распространяемся на сей счет.

Она ощутила нечто вроде растущего возбуждения.

– И люди в списке точно должны умереть? Прямо наверняка?

– Если верить врачам, некоторые сомнения все же есть.

В душе она порадовалась, что он не ответил: «Мы все умрем».

– А мы можем сходить посмотреть на мертвецов? – спросила Клаудия. – Мне бы очень хотелось.

Она взяла его за руку и повела мимо столика, за которым сидели вампиры. По пути она покачала головой и, наклонившись к своему парню того времени (как же его звали? Теперь она едва могла вспомнить его лицо), шепнула:

– Не трогайте его. Он живет с матерью. Слишком накладно.

– Тогда что ты делаешь? – спросил ее парень. Но она знала, что ему нет до этого дела.

– Скоро вернусь. Ешьте без меня.

Вся группа повернулась к ней спиной, – в буквальном смысле, – но ей было все равно. Она к такому привыкла.

Так она получила свой первый список неизлечимо больных. Это было примерно то время, когда Адольфа Эйхмана повесили за военные преступления[38], и смерть находилась у многих в центре внимания. Снова надвигалась война, и каждая смерть стоила скорби, а каждая жизнь – памяти.

Первой из списка она убила женщину за сорок. Клаудия никогда не видела, чтобы человек когда-либо страдал от такой сильной боли. Она молила о смерти изо дня в день. Каждый день.

Когда Клаудия забрала ее, она сказала:

– Спасибо.

Когда Клаудия выпила крови, провалов в памяти не стало. Родителей она помнила отчетливо.

Кен давал ей обновленные редакции списка, если она просила, и никогда не спрашивал, зачем те были ей нужны. Ему было достаточно лишь ее внимания. Их дружба не угасла даже когда он понял, что с ней что-то не так. Он полностью с этим смирился. Они виделись время от времени, хотя для Кена это, казалось, значило больше, чем для нее. Клаудия помогла ему найти Соню и удержать ее. Сама она никогда ее не видела, и это было к лучшему. Но без Клаудии Кен никогда не набрался бы достаточной уверенности, чтобы создать семью. Ее же он видел с десятками парней (в основном это были вампиры), и большинство из них ему не нравились.

Сначала, когда их с Кеном видели вместе, их принимали за брата и сестру. Потом за отца и дочь. В последнее время – скорее, за деда и внучку.

Он давно ушел из морга и работал в других местах, но к своим восьмидесяти годам Клаудия научилась многому и могла взламывать компьютеры и в любое время доставать свои списки.

Пока Клаудия спускалась к дамбе, ее тяготили мысли о Джоэле и не выходил из головы Кен. Запах соли и дуновение ветра, ощущаемое на лице, приносили ей наслаждение. Джоэл говорил, что по-настоящему она испытывает только голод, а все остальное – лишь воспоминания былых ощущений.

– У тебя очень хорошая память, – заметил он жестоко.

Дамба была высокой, и спуск к воде с другой стороны тянулся вниз на почтительное расстояние. Подростки ходили там вдоль натянутого каната, и хотя в том месте было довольно широко, выглядело это весьма опасно.

Клаудия медленно шагала в угасающем освещении раннего вечера. Ей нравилось это время, когда естественного света еще было достаточно, чтобы что-то видеть. Ей нравилось, как надвигалась ночь, как вырастала тьма. Нравилось, что приходилось напрягать зрение.

Она села на вершину дамбы, свесив ноги. Вытащила блокнот, проверила свое расписание. Джоэл об этом не