– Кристал ест неряшливо, но не волнуйся, рана быстро заживет.
Одетт, сидевшая на стуле около дивана, держала в руках миниатюрный мотоцикл.
– Я думаю, ты принес это мне? Спасибо, Джош. Он великолепен.
Он сел. Во рту был металлический привкус, но ничего не болело.
– Где Кристал?
– Она сбежала, – ответила Одетт. – Кристал знает, что у нее будут серьезные проблемы из-за того, что она убила тебя. Помнишь, что я говорила о подростковой импульсивности? Теперь ты понимаешь, о чем я. Она не протянет долго, с появлением здесь Достойных и потерей моей защиты. Это очень плохо, но, честно говоря, оно и к лучшему. Я устала от ее истерик.
Джош почувствовал, как страх медленно тянет к нему холодные щупальца:
– Убила меня?
– Фактически – да, но я подоспела вовремя, чтобы предотвратить процесс. Привкус во рту – моя кровь. Это необходимая мера, которая также утолит первую жажду в твоем новом состоянии. Ты же не хочешь, чтобы твоя новая жизнь в качестве не-мертвого началась с какой-нибудь сумасшедшей глупости из-за голода?
Джош провел языком по зубам; странное ощущение – как будто они стали больше. Его желудок ненадолго забурлил.
– Я думал, ты не хотела… обращать меня…
Она вздохнула:
– Конечно же, нет. Кому нужен еще один вампир-подросток? Но трупы молодых людей вызывают вопросы, а Кристал уже оставила один рядом с аэропортом. Кроме того, с ее уходом мне понадобился помощник. Твой выбор этой вещи, – сказала она, аккуратно поставив мотоцикл на стол на уровне подлокотника, – по крайней мере, говорит о хорошем вкусе. Я думаю, пройдя обучение, ты займешь подобающее место среди Достойных.
Обучение? С тем же успехом он мог бы вернуться в школу!
Одетт встала, приглаживая юбку, и подняла с пола сумку-переноску.
– Я нашла это в шкафчике. Твоя толстовка, не так ли? Сними футболку и надень ее. Она не слишком чистая, но ты не можешь ходить здесь как герой кровавого фильма о зомби. Еще ты должен оставить записку родителям. Напиши, что отправился на поиски счастья.
Его мысли кипели в голове, когда он снимал окровавленную футболку. С его домом, друзьями и родителями – со всем этим было покончено. Она просто хотела отвязаться от него, когда прежде говорила об убийстве родителей. Пути назад не было. Плюс был в том, что Джош, наконец, сможет выбраться из этой дыры, путешествуя с Одетт по настоящему миру.
Может поэтому он чувствовал кайф, вместо того, чтобы мучиться от мыслей, что стал живым мертвецом?
Это поразило его: мертвец? Он, наконец-таки, сможет полноценно жить.
Он радостно закричал:
– Берегись, Колин Мелой! Грядут песни Джоша Бёрнема!
С любопытством осмотрев содержимое сумки, Одетт подняла глаза:
– Забудь о своих песнях, Джош. Ты умер. Мертвецы ничего не создают: ни детей, ни картин, ни музыки, ни рецептов блюд или дизайна одежды. Мне жаль, но такова наша реальность.
– Ты не понимаешь! – кричал он. – Послушай, я все еще новичок, но я хорош, хоть и понимаю, что всего лишь новичок. Теперь у меня есть годы, – даже целые столетия, – чтобы стать лучшим чертовым автором-исполнителем! Ну и что, что я застрял в своем возрасте, как ты говорила о Кристал? Оставаться молодым – залог успеха в музыкальном бизнесе! Я могу использовать чары, чтобы заставить работать со мной лучших музыкантов, учить меня…
– Ты можешь научиться практике, – терпеливо сказала она. – Можешь подражать. Но ты уже никогда не сможешь творить, даже если до обращения у тебя был гений начинающего Сондхайма[37], но насколько я знаю, его у тебя не было. По словам Кристал, твой лирический дар был… скажем так, несущественным. Я надеюсь, ты не будешь надоедать мне этим, Джош.
– Кристал просто завидовала! – закричал он, окрыленный хоть каким-то возмещением недель беспрекословного рабства. – И ты тоже! Она рассказала о тебе, как ты делала ювелирные украшения для богатых людей…
– Это был кто-то другой! – рявкнула Одетт. – Я создавала гобелены. Как новичку тебе простительна грубость, но, по крайней мере, научись находить достоверную информацию.
– Все дело в том, что на момент обращения ты была уже достаточно старой, и весь твой талант иссяк, не так ли? Так что теперь ты просто не можешь признать, что у кого-то он все еще есть!
– Мой талант, – сказала она ледяным голосом, – был не просто значительным. Он продолжал раскрываться, пока не исчез в процессе становления того, чем ты сейчас являешься.
Она уставилась на него взглядом дракона и прошипела:
– Глупый мальчишка, как ты думаешь, почему я коллекционирую?
Он чуть не засмеялся: что это еще за странная версия его ссоры с матерью, похожая на фильм ужасов? Что ж, добъем ее:
– У меня все по-другому! Я только начинал, а теперь могу совершенствоваться вечно!
Пожав плечами, Одетт вернулась к содержимому сумки:
– Можешь попробовать. Кто знает, может, ты и добьешься успеха…
Она остановилась, держа чашу в стиле фэнтези, которую Джош сделал на занятиях по лепке в Центре искусств. Это был провисающий шарик, который даже не мог твердо стоять на кривой ножке.
– Что это?
– Ты должна знать, – смущенно пробормотал он. – Ты же у нас эксперт по ценным вещам. Это краска и глина, вот и все. Еще с тех времен, когда я искал свой путь, свою стезю. Я привез сюда все эти вещи, чтобы попытаться продать, но забыл – знаешь, меня кто-то отвлек.
– Ты сделал это.
Она провела большим пальцем по толстой глазированной поверхности, которую Джош небрежно украсил завитками цвета лимона и индиго.
– И что? – спросил он. – Вот, просто выкинь весь этот мешок с барахлом.
За дверью офиса стоял мусорный мешок. Джош толкнул его к ней ногой.
Одетт аккуратно отложила чашу в сторону, вернулась к сумке и достала оттуда кусок мятой ткани.
О, нет, только не эта чертова вышивка!
На занятиях с тканью Джош был настолько чекнутым, что решил сделать копию ацтекского плаща – блестящего, со слоями перьев тропических птиц, который он видел в музее. Он только освоил косые стежки, поэтому полотно приняло форму бриллианта. Хуже всего было то, что шерстяная пряжа была не такой глянцевой, и парень решил добавить кусочки металла, черепки, стекла и любые блестящие частички, которые пришил и привязал на поверхность с неровными швами.
Этот умник Микки Крейг однажды застал его за работой над плащом и дразнил «шьешь, словно девчонка». Тогда Джош вышел из кабинета и спрятал незаконченное полотно в своем шкафчике, где его никто никогда не увидит.
Да уж, вот повезло так повезло.
Может, он сможет убедить Одетт, что это работа его матери?
– Боже милостивый, – решительно сказала Одетт. – Боже. Милостивый. Если я когда-нибудь догоню эту девчонку, то оторву ей голову.
Глаза вампирши блестели от злости, но Джош видел, как по ее щеке скатилась слеза.
Одетт плакала.
И вот она,
