– Твой Кентом клятый умиал продержал нас здесь целый день! – продолжал Акйил.

– У тебя что-нибудь получается? – спросил Каден.

Это было странное чувство – разговаривать с другим человеком после долгих часов молчаливого продвижения на ощупь; словно он повстречался с призраком или обращался к фрагменту своего собственного ума.

– Получается?! – отозвался Акйил со сквозящим в голосе недоверием. – Единственное, что у меня может получиться к концу сегодняшнего вечера, – это вздернуть тебя на первом же суку. Или, может быть, этого садиста, называющего себя монахом. А лучше всего обоих.

Каден не мог сдержать улыбки. Однако спустя недолгое время он вновь вернулся на тропу и опять погрузился в этот странный бескрайний ландшафт неопределенных форм, среди которых его ум пребывал в свободном парении, в то время как его тело спотыкалось и падало. Вверх по тропе – вниз по тропе. Подъем и спуск.

Когда он, должно быть, в сотый раз поравнялся с валуном, Тан, долгие часы пребывавший в молчании, внезапно ворвался в окружающую его пустоту:

– Стоп. Снимите повязки.

Далеко не сразу Кадену удалось справиться с узлом своими изрезанными, окровавленными пальцами. Когда материя наконец упала с его глаз, он сощурился от яркого света, не в состоянии различить ничего, кроме темного силуэта своего умиала и расплывчатых очертаний горных откосов и вершин.

– Уже следующий день! – остолбенело выговорил он.

– Утро, – отозвался Тан. – Солнце взошло около часа назад. Вы должны были заметить это, если бы следили за своими ощущениями.

Акйил, наконец освободившись от своей повязки, тоже прищурился и принялся оглядываться, словно пытаясь понять, куда он попал.

– Бешра-ан я могу понять, – сказал Каден. – И сама-ан. Они могут пригодиться, когда надо кого-то выследить или что-то запомнить.

Акйил скептически хмыкнул.

– Но в чем смысл этого? – продолжал Каден. – Зачем нам изучать кинла-ан?

Тан какое-то время рассматривал его, прежде чем ответить.

– Есть три причины, – произнес он наконец. – Прежде всего, полагаясь на свое тело, вы получаете возможность перестать цепляться за ум; это еще на шаг приближает вас к ваниате. Второе: хин понимают ваниате, но никогда не используют его. Однако наши предшественники постигали пустоту не просто для того, чтобы в ней нежиться. Они использовали ее как орудие. Бежите вы или сражаетесь, ваше тело двигается быстрее, если ему не приходится тащить на себе тяжесть мыслей.

Акйил, казалось, собирался что-то возразить, но потом нахмурился и отвел взгляд. Синяк в том месте, куда ударил его Тан, налился впечатляющим багровым цветом, его щека распухла так, что один глаз частично закрылся.

– А какова третья причина? – осторожно спросил Каден.

Тан помедлил.

– Приманка.

– Приманка? – переспросил Каден, не сразу сообразив, что это значит. – Вы имеете в виду для…

– Вы были здесь одни. С завязанными глазами. Без оружия. Я надеялся, что тот, кто убил Серкана, явится и за вами.

– Хал пресвятой! – завопил Акйил, поворачиваясь к монаху и сжимая кулаки. – А что, если бы он действительно пришел?

– Я застрелил бы его, – ответил Тан.

– Что ж, я чертовски рад, что он не показался!

– Напрасно.

Каден тряхнул головой.

– Почему это?

– Я стоял на этом валуне без движения. Ни одно животное не смогло бы меня заметить. Оно обязательно воспользовалось бы возможностью напасть на вас.

– Может быть, эта тварь просто была сегодня в другом месте. Где-нибудь наверху, в горах.

– А может быть, – хмуро отозвался Тан, – она умнее, чем мы считали. Может быть, она поняла, что у меня есть лук и копье. Убивать может любое животное. Но возможно, тварь, с которой мы имеем дело, умеет также планировать.

29

Церемония отбора крыльев походила на некую извращенную смесь праздничного бала и публичной казни. Большинство старых кеттрал несомненно смотрели на нее как на праздник. Кто-то прикатил на главную тренировочную площадку пару бочонков эля – по такому случаю Гнездо соглашалось ослабить введенный на Карше строгий запрет на алкоголь, – и седые ветераны явились каждый со своей кружкой. Большинство из них с охотой налегали на спиртное начиная с середины утра. Они заняли места на каменных стенках, окаймлявших площадку, и обменивались шуточками и ругательствами с беспечной веселостью людей, которым едва ли не каждый день приходилось играть со смертью и которые на несколько предстоящих часов могли позволить себе ослабить бдительность и наслаждаться замешательством других.

– Эй, Шарп! – заревел один из них, обращаясь к Гвенне. Это был Пленчен Зее, толстый как бочка, но практически неубиваемый, если верить тому, что о нем рассказывали. В какой-то заварушке ему довелось потерять один глаз, и с тех пор он приобрел привычку заполнять образовавшуюся пустоту всякими неподходящими предметами, которые попадались под руку: это мог быть камень, или редиска, или яйцо. Сегодня из его глазницы вызывающе торчал здоровенный рубин. – У меня есть свободное местечко в моем крыле для такой красотки, как ты!

Он закатил глаза и демонстративно облизнул губы языком. Гвенна, повернувшись на своей скамье, пронзила его пылающим взглядом.

– Если тебе нужна шлюха, рекомендую Сами Юрла. Я занимаюсь взрывчаткой!

– Лучше бы ты придержала свой язык! – взвился Юрл, сидевший в нескольких рядах от нее. Проба не оставила на нем заметных шрамов; его светлые волосы, как всегда, были аккуратно причесаны, но в глазах горели ярость и обида на неожиданное оскорбление. – Если тебя назначат в мое крыло, мне, может быть, придется его отрезать!

Услышав их перепалку, Зее закатился хохотом, не замечая или не обращая внимания на скрытые нотки настоящей ненависти, прозвучавшие в последних словах.

Именно это делало церемонию отбора похожей на казнь. Где-то в промежутке между появлением кадетов из Халовой Дыры и настоящим моментом два дня спустя группа командиров и инструкторов собралась на тайное совещание, чтобы решить, куда отправится дальше каждый из новоиспеченных кеттрал. Их решение было окончательным и не подлежало пересмотру. Кому-то из новичков предстояло присоединиться к крыльям ветеранов, заполнив пустующие позиции на месте тех, кто был убит во время выполнения задания; из других будут составлены новые крылья. И несмотря на полные эля бочонки, полощущиеся в небе аннурские флаги и накрытые столы вдоль края арены, заваленные бараньими ножками, тушеной рыбой и разнообразными фруктами, некоторые из сегодняшних назначений вполне могли оказаться смертными приговорами.

– Шаэль сладчайший! – пробормотал Гент, оглядываясь через плечо. – Надеюсь, меня не отправят к Зее.

– Похоже, ему нужна только Гвенна, – отозвался Лейт, пожав плечами.

– И отлично. А то солдаты в его крыле не очень-то долго живут.

– Может быть и похуже, – заметил Лейт. – По крайней мере, Зее ветеран. Он уже летал. Он проверенный боец. А вон Валину тоже назначат четырех кадетов, хотя он зеленее весенней травки! Если говорить о дерьмовом назначении…

– Я сижу рядом с тобой, задница! – рявкнул на него Валин.

Он разделял и возбуждение, и взволнованность своих друзей, но и то и другое поглощала злая боль, угнездившаяся в его груди. Лин