– Мой отец ненавидел все это – все это хвастовство, всю эту мишуру!

– Однако именно ваш отец и отдал распоряжение о церемонии, – с усмешкой возразил Бакстер Пейн.

Адер открыла было рот, чтобы ответить, но передумала. Она пришла сюда оплакивать отца, а не обмениваться колкостями со стариками, которые все равно никогда не станут ее слушать.

В этот момент вся долина притихла: из-за поворота показались первые колонны аннурской пехоты. Ряды маршировали за рядами, подняв копья под одинаково острым углом и сверкая наконечниками в полуденных лучах. В центре каждой шеренги шел знаменосец, над которым на белом шелковом полотнище развевалось яркое восходящее солнце Аннура, а по обе стороны от него барабанщики выбивали ритм процессии на больших шкурах, туго натянутых на деревянные барабаны.

Не считая штандартов, легионы ничем не отличались друг от друга: те же стальные доспехи, те же облегченные шлемы, то же длинное копье, зажатое в каждой руке, тот же короткий меч, висевший у каждого бедра. Лишь струящиеся на ветру вымпелы сообщали, кто они такие: Двадцать седьмой легион, называемый «Шакалами»; «Скала» – Пятьдесят первый легион с северного Анказа; «Долгий Глаз», прибывший от Стены Разлома; «Красный Орел» и «Черный Орел»; Тридцать второй легион – его бойцы называли себя «Ночными Ублюдками». Здесь был даже легендарный Четвертый легион – «Мертвецы», который вел нескончаемую войну в глубинах Поясницы, пытаясь усмирить дикие племена джунглей.

Далее шли войска народного ополчения регионов – менее значительные в военном плане, но гораздо более разнообразные и пестрые. Раалтанцы несли невероятной длины двуручные мечи, а их сверкающие стальные доспехи, должно быть, весили не меньше, чем они сами. На их штандарте была изображена ветряная мельница с вращающимися мечами вместо крыльев. Под эмблемой был вышит девиз «Бури – наша сила». За ними шел отряд из восьмидесяти человек в черных кожаных доспехах, каждый из которых держал в руках вилы.

– Глупцы! – фыркнул Пейн. – Крестьяне-выскочки со своими сельскохозяйственными орудиями!

– Двести двенадцать лет назад, – возразила Адер, – Маартен Генке при помощи такого сельскохозяйственного орудия выкроил себе независимое королевство. После чего пятьдесят четыре года успешно сопротивлялся аннурскому владычеству, используя все те же вилы.

– Хорошее оружие – вилы, – безмятежно заметил ил Торнья. – Большой радиус действия, плюс проникающая способность.

– Восстание Генке было подавлено! – возразил Хеллел. – Еще один бунтовщик, потерпевший поражение.

– И тем не менее его едва ли можно было назвать глупцом, – настаивала Адер, уязвленная тем, что ни один из них, судя по всему, не понял, что она имела в виду.

Из-за поворота показалась следующая группа, и у нее свело живот.

– Сыны Пламени, – пробормотала она, скривившись. – После того что совершил Уиниан, они не должны быть здесь. Им здесь не место!

– В целом я согласен, – ответил Хеллел, проведя рукой по своим редеющим волосам, – однако что тут можно сделать? Эти люди любят Интарру. Наш глубокоуважаемый регент, – он наклонил голову в сторону ил Торнья, – уже арестовал их Верховного жреца. Отберите у них еще и их легион, и они могут устроить бунт.

– Это сложный вопрос, Адер, – добавил Пейн, поднимая ладони вверх, словно пытаясь ее умилостивить. – Тонкий вопрос.

– Я понимаю, что он сложный, – парировала она, – но сложность не может служить оправданием бездействию. Суд над Уинианом, который состоится в ближайшие недели, может дать нам в руки предлог для того, чтобы распустить их ополчение.

Большинство имперских историков считали, что это был мудрый шаг – позволить провинциям иметь собственные маленькие армии. Такие армии давали выход местечковой гордости, не представляя серьезной угрозы для единства империи. Те же самые историки, однако, придерживались совсем другого мнения относительно эдикта Сантуна III, дозволявшего формирование военных орденов по религиозному принципу. «Неблагоразумное и опрометчивое решение», – писал на этот счет Алфер. Гефен шел еще дальше, заявляя, что эдикт был «полностью лишен здравого смысла и исторической прозорливости». «Это было просто-напросто глупо», – присовокуплял Йеррик Старший. Раалтанцы никогда бы не стали объединять свои силы с сай-итами на политической основе, однако в обеих атрепиях можно было найти поклонников Хекета и Мешкента, Эйе и Интарры. Судя по всему, Сантуну никогда не приходило в голову, что эти граждане могут запросто объединить свои силы на почве религии и тем самым создать силу, соперничающую с мощью Нетесаного трона. Как ни удивительно, худшего до сих пор не произошло – большинство религиозных орденов и в самом деле довольствовались небольшими вооруженными отрядами, используя их лишь для охраны своих храмов и алтарей.

Однако Уиниан IV, Верховный жрец Интарры, постепенно наращивал свои силы на протяжении уже более десяти лет. Было сложно дать точную оценку числа его приверженцев, однако Адер полагала, что они исчислялись десятками тысяч человек на двух континентах. Что еще хуже, Интарра была богиней-покровительницей линии самих Малкенианов – императорской династии с сияющими глазами, претендовавшей на законность именно ввиду ее божественной милости. Растущее влияние храма Интарры и ее Верховного жреца могло лишь подорвать доверие к трону. Не нужно было далеко идти, чтобы найти причины, по которым Уиниан мог пожелать убить императора.

Сыны Пламени были одеты не менее аккуратно, чем аннурские легионеры, и так же, как они, отказались от военной пышности ради надежного вооружения и доспехов. Первый отряд был вооружен небольшими арбалетами; за ним двигался лес коротких копий, тупые концы которых слаженно ударяли в землю в такт марширующему войску. И так же, как и над аннурскими легионами, над этим войском реял штандарт с изображением солнца, однако в отличие от символа имперских войск, это было не восходящее солнце, а полная сияющая сфера во всем своем блеске.

Лишь когда иссяк длинный поток военного великолепия, показались носилки с телом Санлитуна. Двенадцать эдолийцев несли их на своих плечах – те же самые двенадцать человек, которым было поручено охранять императора в тот день, когда Уиниан вонзил клинок в его спину. Когда они приблизились, Адер смогла разглядеть аккуратные повязки, которыми заканчивалось правое запястье каждого из гвардейцев: Мисийя Ут, Первый Щит эдолийской гвардии после смерти Кренчана Шо, лично отрубил им кисти рук. «Зачем вам мечи, если ни один из вас не сумел защитить императора?» – сказал он им, рыча от гнева, прорывавшегося сквозь слова.

Адер знала каждого из двенадцати: даже самый молодой из них служил в Рассветном дворце уже больше пяти лет. При виде их ее сердце наполнилось гневом и печалью. Они не исполнили свой долг, и из-за этой оплошности ее отец был мертв. И тем не менее ее отец сам приказал им остаться, когда входил в храм. Сложно защищать человека, который отказывается от защиты.

Если эдолийцы и