Мысли каскадом проносились в его уме, сплетаясь в набухающий комок, вкупе с горем из-за смерти отца и смятением… из-за всего происходящего. Лишь несколько мгновений спустя он понял, что Ут так и не убрал клинка от шеи провинившейся женщины. Пирр стояла совершенно неподвижно, с остановившимся взглядом. Казалось, будто ей очень хочется поднять руку, чтобы отвести клинок, но она не смеет пошевелиться. Десяти минут не прошло с тех пор, как Каден копал монастырский погреб, а сейчас от его следующего слова зависела жизнь женщины… Он нетвердо качнул головой:
– Не надо. Оставь ее. Пускай идет.
Меч эдолийца скользнул обратно в ножны, звучно прошелестев сталью о сталь. Лицо Ута не выразило ни облегчения, ни разочарования, и Каден с неуютным чувством осознал, что этот человек рассматривает себя не более чем проводником воли императора. Его воли. Если бы он сказал одно слово, голова Пирр покатилась бы на гравий перед ними.
Словно придя к такому же заключению, торговка осторожно прикоснулась пальцем к кровавой полоске на своей шее и нетвердо опустилась на колени. В нескольких шагах за ее спиной Хакин повторил ее движение.
– Вы пока не привыкли ни к привилегиям, ни к высокой ответственности, накладываемым императорской властью, – вкрадчиво заметил министр, тонко улыбаясь Кадену из-под своей повязки. – Именно по этой причине я был послан к Вам с этой делегацией. Мое имя Тарик Адив. Я служил Вашему отцу в должности мизран-советника на протяжении последних пяти лет, и если таковым будет Ваше желание, готов служить и Вам.
Голова у Кадена по-прежнему шла кругом. Он пытался сосредоточиться на том, что говорил ему советник, на его лице, но весь окружающий мир расплывался и мерцал, словно находился под слоем текущей воды.
– Этого человека, – продолжал Адив, указывая на эдолийца, – насколько я понимаю, Вы уже знаете. Два года назад Мисийя Ут был повышен в должности от капитана Темной Стражи до Первого Щита, после печальной, но вполне предвиденной кончины Кренчана Шо.
Ут снова стоял навытяжку, прямой как копье, устремив взгляд перед собой, без единого намека на решимость к жестоким действиям, продемострированную несколькими минутами раньше. Выражение его лица было таким же, как если бы Адив обсуждал цены на свеклу.
– Он командует Вашей личной охраной, – продолжал Адив, – и находится здесь, чтобы обеспечить Вашу безопасность на пути обратно в Аннур.
Каден молча уставился на него. Адив как ни в чем не бывало продолжал:
– Разумеется, мы явились не одни. Бо́льшая часть Вашей свиты ожидает Вас внизу, на краю степи. Нам показалось… неуместным вести сотню людей и две сотни лошадей вверх по этой узкой тропе. Еще несколько Ваших служителей вскоре будут здесь с подарками. В нашем нетерпении мы обогнали их. Если мне будет позволено высказать свое мнение, Ваше Сияние, я бы предложил остаться здесь на эту ночь, поужинать и отдохнуть. Вы сможете привести свои дела в порядок, а завтрашним утром мы тронемся в путь. Корабль ждет нас на якоре у Изгиба, полностью снаряженный и готовый к плаванию к берегам Аннура. Чем раньше мы выступим, тем раньше сможем подняться на борт. Это всего лишь предложение, Ваше Сияние, но благоразумие подсказывает, что нам следует поторопиться. Когда императора долго нет, империя становится неуправляемой. Как ни больно мне об этом упоминать, в ней имеются те, кто желает Вам зла.
– Хорошо, – выговорил Каден, не решаясь сказать больше, поскольку не доверял своему языку.
Молчание затягивалось. Затем он вспомнил, что Пирр до сих пор стоит на коленях на каменных плитах двора.
– Прошу вас, – неловко произнес он, – встаньте.
Женщина поднялась, стараясь не опираться на больную ногу, но продолжала держать взгляд опущенным. Беззаботная развязность, отличавшая ее поведение с момента прибытия в монастырь, испарилась.
– Если мне будет позволено, Ваше Сияние… – начала она нерешительно. Ее пальцы постоянно возвращались к царапине на шее, словно их притягивала кровь.
Каден ждал, но женщина молчала. Наконец он сказал:
– Продолжайте.
– Шьял Нин сообщил нам об опасности здесь, рядом с монастырем: какой-то зверь нападает на ваших коз и даже на ваших братьев. Если бы нам позволили присоединиться к Вашей свите на пути к югу, мы были бы безмерно признательны.
Каден снова вспомнил мгновение нерешительности, которое заметил у нее во время торжественного ужина, и увидел его новыми глазами. Пирр, по ее словам, была торговкой, а торговцы имели дело с новостями не меньше, чем с товарами. Известие о восстании в Гхане или эпидемии дифтерии во Фрипорте влияло на их выбор товаров и дальнейший маршрут настолько же, как и колебания стоимости серебра. Должно быть, до нее дошли слухи о смерти императора, и она решила держать их в тайне. Внезапно Каден почувствовал, что ему тесно среди этих собравшихся на дворе людей. Полуденное солнце жарило во всю мочь, по его спине под балахоном стекали струйки пота.
– Я… подумаю, – нетвердым голосом произнес он. Его голова по-прежнему кружилась. – А пока мне нужно какое-то время, чтобы оплакать отца.
Повернувшись к настоятелю, он спросил:
– Могу я встретиться с вами в вашей келье?
– Разумеется, – ответил старый монах.
– Это печальное время для всех нас, а для Вас более чем для кого-либо другого, – почтительно вставил Адив. – Прошу, без колебаний обращайтесь к любому из нас, если мы можем доставить Вам какую-либо помощь или утешение. Рабы вскоре прибудут, чтобы возвести Ваш павильон и приготовить ужин. Возможно, пока Вы приводите свои дела в порядок, настоятель будет так добр и попросит кого-нибудь из здешней братии устроить нам экскурсию по монастырю?
– Непременно, – ответил Шьял Нин. – Я попрошу Чалмера Олеки зайти к вам в ваши покои. Он знает об истории Ашк-лана больше, чем кто-либо.
– Премного благодарны, – кивнув, сказал Адив. – В таком случае до вечера, Ваше Сияние!
Он снова преклонил колено, опустив голову, и Ут рядом с ним повторил его движения.
– Встаньте, – приказал Каден, мгновенно почувствовав, насколько утомительно будет повторять это простое слово снова и снова, обращаясь к мужчинам и женщинам всех сословий, вплоть до конца своей жизни.
Лишь когда они удалились в отведенные им комнаты и во дворе вновь воцарилась тишина, Каден вдруг понял, что так и не знает, как именно умер его отец. Как ни странно, ему не пришло в голову спросить об этом.
38
«Я не готов».
Эта мысль изводила Кадена, словно обрывок глупой мелодии, крутящийся в голове. «Я не готов». Он сидел на том же стуле, что и три ночи назад, и настоятель, как и тогда, молча сидел за своим столом. В очаге горел неяркий огонь, наполняя комнату запахом дыма и можжевельника и изгоняя из
