Когда он открыл глаза, в них стояли слезы, но он упрямо встретил взгляд лича. «Она была моим другом, – сказал он себе. – Нет стыда в том, чтобы плакать о ней». Это были первые слезы, которые он себе позволил с тех пор, как ее нашел. Долгое время они просто струились по его щекам, тихо собираясь в бороздках стола. Потом, через какое-то время, их поток иссяк. Валин неловко обтер щеки ладонью.
– Если ты скажешь об этом хоть слово кому-нибудь из крыла… – хрипло проговорил он, – я своими руками вырву тебе горло, и нам придется обходиться без лича.
– Железо, – отозвался Талал тихо, но спокойно.
– Что? Что ты такое мелешь?
– Железо, – снова сказал лич, жестом показывая на нож у себя за поясом, на грубо сработанные браслеты на обоих запястьях. – Мой колодец. Конечно, мы обычно не таскаем с собой много железа, но его много содержится в стали. Достаточно, чтобы мне хватало.
Валин положил обе ладони на стол, пытаясь сдержать свои эмоции и осознать смысл сделанного заявления. Вполне могло оказаться, что лич лгал, и не было никакого способа это проверить. Валин внимательно поглядел в его темные спокойные глаза.
– Разве он не должен быть сильнее?
Талал пожал плечами.
– Вокруг чаще всего не так уж много железа – несколько клинков, несколько наконечников стрел. Обычно этого хватает для работы, но редко получается добиться впечатляющего эффекта.
– Если нам придется атаковать укрепленную позицию, – осторожно спросил Валин, – ты смог бы разрушить укрепления?
– Никаких шансов.
– А если оно будет построено не из камня, а из чего-нибудь менее крепкого? Скажем, деревянный частокол?
«Или трактир на сваях, – добавил он про себя. – Как насчет Менкеровой пивной, а?»
Талал задумался над вопросом.
– Если вокруг окажется много стали – как, например, на густо усеянном поле боя, – то возможно. И если строение уже будет иметь какой-нибудь существенный изъян. – Лич развел руками. – В таком случае, может быть, мне удастся это проделать. Но может быть, и нет.
Он сокрушенно покачал головой.
– Мне очень жаль, Валин. Наверняка ты надеялся на большее от лича в своем крыле. Ааха может развалить каменную караульню, если его колодец достаточно силен. То же можно сказать о большинстве личей. – Талал нахмурился. – Мне не повезло. У меня достаточно силы, чтобы меня повесили, но недостаточно, чтобы защитить себя. Поэтому мне и пришлось научиться как следует владеть клинками.
Этот факт более чем что-либо другое удивлял Валина. Обычно солдаты стремились как можно чаще использовать свои сильные стороны, как бы инструкторы ни пытались выбить из них эту склонность. Анник повсюду таскала с собой свой лук, Лейт всегда предпочитал находиться на спине своей птицы, а Гвенна никогда не казалась довольной, если что-нибудь не взрывала. Было трудно поверить, что Талал, как бы он ни был скрытен, стал бы посвящать столько времени своим клинкам, если бы втайне владел могущественным колодцем, из которого мог черпать силы. Разумеется, нет ничего невозможного, но порой приходилось довериться вероятности.
– А Балендин? – осторожно спросил Валин. – Он смог бы разрушить здание?
Талал медленно кивнул.
– Он достаточно неплохо скрывает свою полную мощь, но я видел пару штук, которые он устраивал… – Его взгляд устремился вдаль при воспоминании, потом снова сфокусировался. – Он очень опасен, и не только потому, что жесток.
– Нет никаких новых идей насчет его колодца?
– Никаких.
– Может быть, хотя бы догадки? – настаивал Валин, стараясь соблюдать осторожность, но не в силах скрыть нетерпение.
– Догадок у меня тысячи.
– Он все время держит при себе этих псов…
– Это самое очевидное, – согласился Талал, – но самое очевидное далеко не всегда верно. У нас всех есть свои хитрости и маски.
Он показал жестом на каменный амулет, висевший у него на шее, на золотые кольца в ушах.
– Кроме того, существует еще такая вещь, как намеренное введение в заблуждение. Прежде чем я начал летать с тобой, я избегал пользоваться своим колодцем в некоторые дни, даже если это значило проигрыш в состязании или проваленную тренировку, только для того, чтобы сбить окружающих со следа. – Он поморщился. – Это дерьмовая жизнь. Все время лгать, все время пытаться кого-то обмануть…
Валин никогда не думал об этом в таком ключе. В историях, которые он слышал, личи всегда были злодеями, подлыми манипуляторами, скрывающимися в тени, теми, кто дергает за веревочки, чтобы те, кто правит миром, танцевали для них противоестественные танцы. Он никогда не предполагал, что сила, которой они владеют, может заставлять танцевать их самих.
– Спасибо, что рассказал мне все это, – наконец произнес он, чувствуя себя неловко.
– Я всегда предполагал, что рано или поздно расскажу кому-нибудь, – отозвался Талал. – Если слишком долго держать подобные вещи при себе…
Он медленно покачал головой.
– …кто знает, что они могут с тобой сделать, во что могут тебя превратить.
32
На двери не было замка, однако с ужина, собранного в честь Пирр и Хакина, Каден три дня оставался пленником в глиняном амбаре. Он успел юркнуть в него как раз вовремя – выскользнул вместе с Патером из голубятни, стремглав пронесся по дорожке и нырнул внутрь, после чего ему едва хватило времени, чтобы зажечь светильник, успокоить сердцебиение, охладить разгоряченную кожу и вернуть лицу безмятежное выражение, прежде чем Тан пришел проверить, все ли в порядке.
– Как прошел ужин? – спросил его Каден с деланым безраз-личием.
Ему ужасно хотелось расспросить умиала насчет странного поведения Пирр – если кто-нибудь и мог подметить что-либо необычное, то это был Тан; однако, разумеется, тогда ему пришлось бы рассказать и о том, что он прятался в голубятне, а после этого одна лишь Эйе могла знать, какое наказание изобрел бы для него монах.
– Ничего особенного, – ответил Тан, осматривая работу, над которой трудился Каден. – Ты не слишком-то продвинулся.
– Целью является сам процесс, – с невинным видом парировал Каден, стараясь подавить в себе самодовольство. Наконец-то ему удалось обернуть один из хинских афоризмов в свою пользу!
– Что ж, ты продолжишь этот процесс завтра утром.
– А сегодня? – спросил Каден. – Я могу вернуться в спальный корпус?
Тан покачал головой.
– Будешь спать здесь. Если понадобится отлить, воспользуйся горшком. Утром я кого-нибудь за ним пришлю.
И сразу, прежде чем Каден успел придумать следующий вопрос, который мог бы повернуть разговор к гостям и вечерней трапезе, Тан вышел, оставив его в тесной каменной комнатушке, в окружении молчаливых силуэтов чашек и кувшинов.
Какое-то время Каден еще поработал – когда руки заняты, проще справиться с заботами, одолевающими ум, – после чего, не снимая балахона, свернулся на твердом каменном полу и приготовился спать. Среди ночи он проснулся: его так трясло, что зубы стучали друг о друга. Он переместился на жесткую деревянную скамью; она была узкой и неудобной, но по крайней мере не источала холод.
Он ожидал, что
