– Доски! Быстрее!
Саперы и один из штурмовиков отделения бросились к воронке и вскоре принесли две двухметровые доски. Скоморохов указал на пол:
– Отжимайте!
Когда штурмовики отжали металлический лист, Андрей увидел бездыханное, проткнутое штырями тело. Один из штырей пробил бойцу голову. Было понятно, что ему уже не помочь, но они могли помочь другим бойцам роты, тем, которые лежали под огнем вражеских пулеметов.
– Кидайте доски, наискось, поверх пола!
Две доски легли рядом, образовав мостик от входа до лестницы, ведущей вниз. Опасаясь засады, штурмовики кинули на нижнюю площадку гранату. Дым от взрыва рассеивался медленно. Скоморохов втянул ноздрями воздух.
– А вентиляция здесь никудышная, – бросив взгляд на саперов, сказал: – Может, попробуем выкурить фрицев? Добавьте им дымка.
Спустя минуту вниз полетели дымовые гранаты, а следом за ними подожжённые ватники и снятые с убитых в траншее немцев шинели. Один из саперов предложил:
– Им бы еще вентиляцию перекрыть.
Скоморохов одобрительно кивнул.
– Раз ты такой смышленый, значит, займешься этим. Бери своих саперов, отыщите выходы вентиляционных колодцев, как найдёте, кидайте туда взрывчатку и дымовые гранаты. Устроим фрицам баньку.
Приказав двум бойцам оставаться на месте, у входа в дот, он увлек остальных за собой. Штурмовики выбрались из траншеи и оказались в непростреливаемом пространстве. Но и здесь их ждал «гостинец». Стоило двоим из штурмовиков подобраться к железобетонной стене, как из отверстия для сквозных гранатных труб вылетела граната. Взрывная волна отбросила их от стены. В это же время раздался взрыв со стороны одиночного бронеколпака. Пулеметных очередей с той стороны больше не слышалось. «Молодец Милованцев!» – успел подумать Скоморохов. Стреляя из автомата по смотровым щелям, он заскочил на крышу. Огонь со стороны позиций роты затих. Это был приказ Рукавицына. Теперь весь батальон ждал, удастся ли штурмовым группам уничтожить дот. Скоморохов, используя «мертвую зону» между амбразурами, забрался на бронеколпак дота, бросил гранату в отверстие для перископа. Едва он успел спрыгнуть с крыши, как раздался взрыв. Пулеметы в бронеколпаке замолчали навсегда. С криком «За мной!» Андрей снова взбежал на крышу дота. Теперь, когда огонь из бронеколпака дота уже не был помехой, за ним ринулись саперы и штурмовики. Вскоре начали взрываться заряды и дымовые гранаты в вентиляционных колодцах. Громкое «ура!» раздалось со стороны позиций роты, а от озера к доту подходила еще одна штурмовая группа. Вскоре гарнизон дота запросил о пощаде. Из его недр с поднятыми руками и белой тряпкой на черенке лопаты по лестнице поднялись одиннадцать солдат вермахта. Перепачканные сажей, пылью и кровью. Некоторые из них были в противогазах, остальные обмотали лица рубахами и майками. Скоморохов остановил возглавляющего их поджарого унтер-офицера, отвел в сторону от входа, спросил на немецком языке:
– В доте кто-нибудь еще есть?
Время от времени надрывно кашляя и утирая слезящиеся глаза, унтер-офицер рассказал, что в доте находились не только гарнизон, но и отступившие из траншеи солдаты. С его слов, они принадлежали «команде вознесения», иначе, части испытательного срока. В Красной армии таких бойцов называли штрафниками. Как оказалось, не все из них предпочли сдаться в плен. Унтер-офицер сообщил, что в доте остался командир дота и несколько солдат, из которых двое ранены. Когда он закончил говорить, Скоморохов задал еще один вопрос:
– Почему? Почему вы не сдались раньше и почему те, кто остался в доте, не хотят сделать этого сейчас?
Унтер-офицер устало вздохнул, утер грязной ладонью перепачканное сажей лицо.
– Мы опозорили свой народ и должны были биться до конца. К тому же, если бы мы попытались сдаться, нас расстреляли бы свои пулеметы. Кроме того, офицеры сказали, что русские варвары не щадят никого и не берут пленных.
– Понятно. Хорошая у вас пропаганда. – Скоморохов посмотрел на вход в дот, произнес по-русски: – Что ж, пойдем выкуривать остальных.
Когда дым в помещениях дота развеялся, группа пошла на последний штурм. Действовали, как обычно: впереди гранаты и автоматные очереди, следом сами. По лестнице спустились на площадку, затем снова по бетонной лестнице наверх, в тесную казарму с трехъярусными койками на пятнадцать человек. Проверили помещение для боеприпаса, затем бросились в каземат. Там-то и обнаружили оставшихся в живых шестерых защитников дота, но сопротивления они не оказали. Полуживые и ошалевшие от дыма и взрывов, они встретили штурмовиков с поднятыми руками. Здесь же лежал обер-лейтенант с простреленной головой. Взгляд Скоморохова упал на зажатый в ладони командира дота браунинг. Что ж, он выполнил свой долг до конца. Андрей перешагнул через распростертое на бетонном полу тело немецкого офицера, осторожно, цепляясь за железные скобы вертикальной лестницы, поднялся в бронеколпак. Картина была ужасающей; изуродованные взрывом тела немецких пулеметчиков, густо забрызганные кровяными сгустками металлические стены бронеколпака. С гарнизоном дота было покончено. Скоморохов неспешно выбрался из сооружения. Мимо бежали бойцы его роты, со стороны реки доносилось рычание танковых двигателей, это на помощь штурмовикам спешили тридцатьчетверки. Отдельный штурмовой стрелковый батальон снова шел в наступление.
С Милованцевым встретились у бронеколпака. Скоморохов посмотрел на металлическую полусферу, одобрительно сказал:
– Ловко вы его.
– До последнего дрался, зараза. Пойдем покажу.
Когда они подошли к взорванному люку, Андрей увидел убитого пулеметчика. Милованцев произнес:
– Смертник.
Только теперь Скоморохов обратил внимание, что немец прикован к пулемету. Милованцев добавил:
– Такой же, как и мы.
Скоморохов вспомнил слова унтер-офицера, немецких солдат-штрафников, с укором посмотрел на товарища:
– Не такой! Мы сами на смерть идем, а его цепями держат…
* * *Армия, которой был придан штурмовой батальон, приближалась к Берлину, она уже достигла берегов реки Шпрее в районе города Фюрстенвальде, но ей не суждено было
