Голота встал с кресла-качалки, обиженно произнес:
– Ну вот, похоже Сеня Голота опять лишний.
Ему никто не ответил. Андрей Скоморохов и Милованцев быстро собрались, вышли из комнаты. В глубине души у Скоморохова затеплилась надежда, может, его простили, может, и на их роту есть приказ об отчислении его и его товарищей из батальона и восстановлении в прежних званиях за доблесть.
Надежда не оправдалась. Разговор с комбатом был непродолжительным. Майор Миронов пожурил Андрея Скоморохова за проступок и выразил надежду, что больше такого не повторится, после чего сказал, что он вновь назначается командиром отделения, а Милованцеву предложил временно заменить командира роты Рукавицина, выбывшего на неопределенный срок по причине ранения. Решение командира – закон, с тем и вернулись обратно.
В доме их встретил плач матери-немки и её дочери Марты. Девушка жалась к матери и стыдливо прикрывала разорванным платьем обнаженную грудь. Андрей постарался узнать у хозяйки дома, в чем дело, но в ответ услышал упреки. Он попросил её успокоиться, но в это время наверху раздался грохот. Разговор с немкой отвлек Скоморохова, и он не заметил, как Милованцев быстро поднялся на второй этаж. Андрей кинулся следом. Когда он забежал в комнату, Голота вставал с пола. Из его носа текла кровь, затуманенные спиртным глаза с ненавистью смотрели на Милованцева. Владимир стоял в двух шагах от него, у пианино. Его искаженное гневом лицо побледнело, суставы на сжатых в кулаки пальцах побелели. Голота вскочил, выхватил из ножен нож.
– Ну всё, фраер, тебе конец.
Скоморохов, зная умение Голоты владеть ножом и его взрывной характер, понял, что Милованцеву грозит смертельная опасность. Андрей бросился между противниками, перехватил занесенную для удара руку Голоты, повалил его на пол. Арсений пытался вырваться, но на помощь Скоморохову пришел прибежавший на шум Сурен Карапетян. Они отняли у одессита нож, посадили на диван, заставили успокоиться. Скоморохов с укором посмотрел на Голоту, по-отечески сказал:
– Что ж ты так?!
Голота молчал. Скоморохов обратился к Карапетяну:
– Ты присмотри, чтобы они опять друг на друга не набросились, а я пойду хозяйку успокою.
Ни хозяйки, ни её дочери Марты Скоморохов в доме не нашел. Они вернулись через час, вместе с бойцами «СМЕРШа». В их командире Андрей узнал капитана Шилохвостова. По его приказу и указке хозяйки дома Голоту взяли под арест. Со словами: «Товарищ капитан, я не виноват! Я ей ничего не сделал! Я только хотел удержать, а она рванулась и платье…» – он бросился к Шилохвостову, но его сбили с ног, связали руки. Во время возни на полу у Голоты из кармана выпал портсигар. Его поднял капитан Шилохвостов. Ловким движением пальцев открыл крышку. В портсигаре вместо сигарет оказались женские часики и золотые украшения.
Капитан «СМЕРШа» вперил холодный взгляд в Голоту.
– Так ты, боец, ещё кроме того, что немок домогаешься, пьянствуешь, – Шилохвостов покосился на бутылку шнапса у кресла-качалки, – еще и мародерствуешь?! Ты знаешь, что позоришь нашу армию?! Знаешь, что отец девушки посажен фашистами в гестапо?!
Голота обреченно опустил голову. Шилохвостов кивнул бойцам «СМЕРШа»:
– Увести!
Арсения увели. Он так и ушел с опущенной головой, скрывая от товарищей свое лицо и свои переживания. Капитан Шилохвостов начал допрос свидетелей. Однако штурмовики знали немного, так как никто не видел, что произошло между девушкой и Голотой. Когда в комнату на допрос вызвали Скоморохова, он в разговоре с капитаном предположил:
– Может, и не было между ними ничего, и Арсений сказал правду? Может, он не виновен? Он парень хороший и боец отличный, нельзя его строго судить…
Слова Андрея заставили Шилохвостова вспылить:
– Не виновен, говоришь! Может, ты к немке под подол полезешь и проверишь, было что-нибудь между ними или нет! А куда ты денешь пьянство и мародерство! Послушай меня, Скоморохов! Не суй нос куда не следует! Мы без тебя разберемся, кто прав, а кто виноват! – Шилохвостов открыл офицерскую сумку-планшет, достал из нее листок бумаги протянул Андрею. – Читай! – Скоморохов взял листок. Это был приказ Сталина от 19 января 1945 года «О поведении на территории Германии». Приказ гласил: «Офицеры и красноармейцы! Мы идем в страну противника. Каждый должен хранить самообладание, каждый должен быть храбрым… Оставшееся население в завоеванных областях, независимо от того, немец ли, чех ли, поляк ли, не должно подвергаться насилию. Виновные будут наказаны по законам военного времени. На завоеванной территории не позволяются половые связи с женским полом. За насилие и изнасилования виновные будут расстреляны».
Андрей поднял глаза от листка и напоролся на жесткий взгляд старшего оперуполномоченного.
– Надеюсь, приказ командующего фронтом о том, что запрещается притеснять немецкое население, грабить квартиры и сжигать дома, тебе оглашать не надо, он был зачитан в каждом батальоне. И в вашем тоже. Посему каждый боец должен его исполнять! Тех, до кого не дошёл смысл этих приказов, мы караем и будем карать! Это тебе ясно?
Скоморохов встал.
– Так точно, товарищ капитан.
Шилохвостов указал на стул.
– Сядь. И не забывай, на каком положении находится ваш батальон. Вы для всех штрафники и ещё должны доказать преданность Родине, с вас спрос вдвойне. Надеюсь, это понятно? Так что помогать твоему товарищу я не буду. Теперь, что касаемо тебя. Пришло подтверждение о том, что ты действительно в указанный тобой срок находился в партизанском отряде, а также о том, что ты был инициатором побега из лагеря для военнопленных. Так что твое пребывание в отдельном штурмовом стрелковом батальоне более считаю неуместным. – Шилохвостов почесал лоб, виновато произнес: – Ты уж не держи на меня обиды за то, что сразу не разобрались, на то время у нас не хватало сведений. Многое проясняется только сейчас. Вот недавно выяснилось, что один из бойцов батальона по фамилии Проскурин оказался пособником немцев. Кстати, тоже был в окружении и попал в плен под Уманью, как и ты. Не знал такого?
– Знал. Сержанта убили в первом же бою на плацдарме, четырнадцатого января.
– Он смерть за подлости свои заслужил, а ты заслуживаешь возвращения звания.
– Не заслуживаю.
Шилохвостов удивленно посмотрел на Андрея.
– Это еще почему?
Андрей без утайки поведал капитану о польке Катаржине и встрече с генерал-майором в усадьбе. Рассказ заставил Шилохвостова задуматься.
– Да-а, брат, натворил ты дел. За такое тебя бы могли к стенке… Ладно, попробую тебе помочь, только и ты сам себе не нагадь. – капитан встал, подал Скоморохову ладонь. – Иди. Надеюсь в следующий раз встретить тебя в прежнем командирском звании.
Андрей пожал капитану руку, вышел из комнаты. На душе было радостно от того, что он оправдан, от надежды, что Шилохвостов поможет и ему вернуть звание и доверие, однако радость омрачала тревога за судьбу Голоты. В глубине души Скоморохов надеялся, что Шилохвостов поможет и Арсению… Не помог.