Пользуясь паузой, танкисты перекусили подстреленным на ферме поросенком, на гарнир накопали на соседнем поле картошки, нарвали помидоров. Сыроваров тоскливо вспоминал офицеров и солдат, погибших под «огненным столбом», что накрыл их гарнизон вечером «черной пятницы».
– А в городе разрушения сильные? – чуть ли не хором осведомились Аркан и Витяня.
– Город мало пострадал, – успокоил их майор. – Только по нескольким заводам лучом полоснули. Нам потом объясняли – уже в Рязани, когда часть сколачивали, капитан из СМЕРХа рассказывал. В общем, первым ударом они разнесли только действующие гарнизоны и главные военные предприятия. Потом все штурмовики вернулись на корабли-матки, чтобы дозаправиться и загрузить новые боекомплекты. Вторая волна бомбежек должна была выбить все базы хранения, арсеналы, ремонтные центры, а также заводы, выпускавшие продукцию двойного назначения. Но не успели – главком засадил им «кузькину мать», и теперь война перешла во вторую, то есть наземную фазу с использованием морально устаревших видов оружия.
– Красиво сформулировано, – восхитился Суровегин. – Так и будут, по ходу, в учебниках военной истории писать.
– Вы и пишете сейчас учебник, – мрачно напомнил Петр Леонидович. – Расскажите, что за противник и с чем его кушать будем.
Рассказ получился недолгим и сопровождался демонстрацией наглядных пособий.
Неподалеку от их костра дымил за сараем посеченный пулеметами четырехдверный «Додж Сильверадо». В кузове трака польские самоделкины приварили турель, на которой крутилась безоткатная, калибра 84 мм, пушка «Карл-Густав» шведского производства. Подобные машины стали известны после «арабской весны», породившей много исламских деспотий, контролируемых «Аль-каидой». В честь диких боевиков подобные машинки на Западном фронте называли «арабесками».
Буквально вчера противник применил совсем новое оружие – трехосные грузовики, кузова и кабины которых были обшиты листами железа. Эти металлические коробки, названные «сербиянками», имели многочисленное, но слабое вооружение: от четырех до восьми пулеметов разного калибра. В бою такие самопалы представляли опасность разве что для пехоты да легкобронированных бэтээров или Т-26. Танковые пушки легко поражали громоздкие неповоротливые мишени, причем тонкую железную шкуру «сербиянок» прошибали даже снарядики ПКВ, не говоря уж о легких танковых пушках.
Суровегин и Реутов показали Сыроварову подстреленный сегодня грузовик – из бойницы в передней броне кузова выглядывал ствол натовской пушки калибром 105 мм. Орудие водоходовского Т-26 изрядно продырявило кабину и кузов, но пушка не пострадала, возимый боекомплект не взорвался, и теперь артиллеристы Ольховского, матерясь, пытались поставить орудие на колеса, сняв с ужасно неумно сварганенной турели.
– Почему «сербиянки»? – Сыроваров поднял удивленные брови.
– По слухам, какой-то безумный серб эту конструкцию придумал… – Суровегин пожал плечами. – Так говорят, товарищ майор. Вроде бы старый боевик. Воевал еще в Косове, пострадал от мусликов, потом его натовцы разыскивали за разные веселые дела.
– Не знаю, серб он или хорват, однако придумать эту кошмарную штуку мог только законченный садист, – с отвращением произнес майор. – Представляете, какой грохот стоит в железной коробке, когда внутри пушка бабахает? Это же не танк, у нас в башне все детали жестко закреплены, ствол далеко наружу торчит… А тут все на соплях…
– Она всего-то три раза стрельнула, – сообщил Аркадий. – С перерывами в минуту-другую, к тому же не слишком точно. Потом сбоку подкрался наш крокодил Гена и сделал свое черное дело… – Переждав добродушный смех слушателей, старший лейтенант осторожно поинтересовался: – Петр Леонидович, неужели после бомбежки у нас в бригаде ни одного целого танка не осталось?
– Хрен там чего осталось, – болезненно скривившись, рявкнул Сыроваров. – Я после обеда вывел экипажи на стрельбище с автоматами. С вышки хорошо видно было, как над частью смерч поднялся. Вы прикиньте, пацаны, столб в поперечнике как футбольное поле, вырыл яму глубиной с пятиэтажный дом, и все это крутится, и все внутри перемешано, и мотается по всему гарнизону. Я стою дурак-дураком с биноклем и тупо смотрю, как в воздухе летают и кружатся танки, обломки построек, еще какая-то хрень… А потом все это рухнуло с высоты на ту часть машинного парка, которую «столб» не слишком задел. Над боксами насыпало гору, террикон целый! С краешка раскопали, вытащили «девяностого» – так он помятый, как будто ребенок игрушку жестяную ногами топтал! – Майор покачал головой. – Говорят, старые танки собираются в строй возвращать, но сначала надо из десятка разбомбленных заводов собрать один работающий, а потом будут из трех покалеченных машин одну целую клепать. Так что до зимы воевать нам на ржавом старье.
– Пока воевали, не жаловались, а с вашими «коробками» веселее дело пойдет, – уверенно заявил Суровегин.
С утра гаубицы и минометы расчистили дорогу, и танки рывком продвинулись на два с лишним километра, преодолев застроенную зону. Дальше развернулась равнина, прорезанная сетью каналов, озер, прудов и речек. На полях зеленели высокие – чуть не по пояс – густо посаженные растения, среди которых затерялись многочисленные «сербиянки» с «арабесками», а также залегшие солдаты с автоматическими винтовками, ручными пулеметами, базуками.
Началась привычная мясорубка. Танки палили из пушек по всему, что было похоже на вражеские машины, те отвечали реактивными гранатами, под прикрытием огня мотострелки бросками передвигались от рубежа к рубежу, истребляя неприятельскую пехоту. Стометровку за стометровкой они прогрызали путь, пока противник не бросился в панике бежать к мосту, ретировавшись на другой берег.
КВ и «тридцатьчетверки» стали напротив моста, расстреливая защитников и не подпуская саперов-подрывников. Наблюдатели на мельнице доложили, что в роще за речкой передвигаются танки – уже знакомые польские «виккерсы» и немецкие времен вермахта.
– Справимся? – тревожно поинтересовался Варгушин. – Какая у них броня?
– Кто бы знал, – Аркадий покусывал губы. – Если бы все было как в начале хоть Освободительного похода, хоть Великой Отечественной, то наша пушка их даже в лоб возьмет. Но ведь они могли построить немецкие «тройки» или «четверки» более поздних моделей – у тех, помнится, и пушки мощнее, да и броня толще.
Тактические маневры Заплетина обманули не только противника, но и Реутова. Пока рота Кольцова демонстрировала подготовку к атаке на мост, три ПТ-76 (четвертый был подбит) переместились левее и переплыли через широкое озеро, которое противник, посчитав
