– Райнер, что это за чертовщина?
– Темные воды, – ответил он. – Темные воды подземного мира.
– И чем они нам грозят?
– Тем, что наш друг забрался куда как дальше, чем я надеялся.
Якобу нестерпимо хотелось спросить о белесых монстрах. Лицо твари, с которой он столкнулся, никак не шло у него из головы – лицо не человеческое, но безумно подобное человеку, карикатурно напоминавшее любого из них, любого из всего людского рода. Если бы он мог обратить свое беспокойство в вопрос, он бы выдавил его через свои дрожащие губы.
Особняк Дорта навис над ними темной громадой – пугая не высотой, но шириной, в два раза превосходящей любой другой дом Станции. Оба конца дома трудно рассмотреть, так как он был буквально зажат водяными стенами – лишь центральная часть осталась неприступна. Якобу это напомнило туннель, и от этого сходства нервы натянулись до предела – каждый квадратный дюйм его кожи вдруг стал казаться сверхчувствительным, отзывчивым на стимул, слишком тонкий, чтобы быть подмеченным при иных обстоятельствах. Райнер повел их вперед, и Якоба это всецело устраивало – как, надо полагать, и остальных, ибо прежде чем сделать шаг вперед самим, они ждали, пока это первым сделает самопровозглашенный глава их отряда.
– Как Моисей на Красном море, – промолвил Анжело. Такое сравнение не приходило Якобу в голову, но он счел его справедливым. В водяных стенах не было видно деревьев – только белесые твари в отдалении. Как бы странно это ни звучало, отсутствие деревьев наделило стены новой угрозой. Пока деревья были на поверхности воды или близко к ней, Якоб мог убедить себя, что их стволы и ветви помогают сдерживать ее темный напор. Без них же большие объемы воды казались гораздо более подвижными. Больше всего на свете Якобу тогда хотелось со всех ног рвануть ко входной двери особняка, но, будто повинуясь некой логике сна, он уверился в том, что стоит ему хоть чуть-чуть ускорить шаг – и вода обрушится на него, и потому держал себя в руках и старался не смотреть на белесых тварей, что шныряли взад и вперед с будто бы постоянно растущим волнением. И когда что-то гораздо большее, чем изобилие их всех вместе взятых, затемнило перспективу позади них, лениво влившись в течение, Якоб внушил себе, что он ничего не видел.
Дверь в дом была в считанных десяти футах от него – простая, сделанная из тяжелых досок темного дерева, удерживаемых вместе металлическими планками, потускневшими от времени. К ней был прикручен дверной молоток в виде головы зверя, которого Якоб не смог признать: то могла быть змея, но пасть ее была ощерена в слишком уж человеческой ухмылке.
На последнем отрезке пути к дому Райнер ускорил ход. За всю дорогу он ни разу не ослабил плотный двуручный захват на рукояти топора. Не сбивая шага, он поднял топор, замахнулся через плечо и вогнал лезвие в самую середину ухмыляющейся змеиной рожи, выкрикнув при этом что-то, что Якоб не вполне разобрал.
Полыхнула вспышка – черная, как рассказал потом Лотти Якоб; то было мгновенное помрачение вместо всполоха света. На секунду весь мир утонул во мраке, и когда черные пятна окончательно ушли из глаз мужчин, они узрели, что дверь будто бы вынесло малым компактным взрывом. Якоб не удивился бы, почуяв запах пороха, но воздух пах каленым железом.
– Следуйте за мной, – повелел Райнер, сложив персты в замысловатый жест, и они, воодушевленные этой нежданной демонстрацией мощи, ступили под своды особняка.
XXЯкоб внутренне готовил себя к тому, что внутри окажется темно. Его изумлению не было предела – вместо мрака и нагромождения пыльной дорогущей мебели его встретили обильные вечнозеленые насаждения. Деревья клонили свои ветви навстречу им, будто завлекая в самую глубь леса, которого тут не могло быть и в помине.
Надо всем довлел резкий запах сосны. Иголки щекотали его щеки и шею. Ветви шуршали, когда Якоб раздвигал их, следуя за отрядом. Откуда здесь сосновый бор? – вдруг подумалось ему, и собственное недоумение показалось ему столь нелепым и комичным, что он засмеялся вслух – пронзительный нервный звук запрыгал вверх, к самым сосновым кронам. В смехе том не было веселья – в нем слишком явно отразилось то, что у Якоба на глазах умершая и вдруг воскресшая женщина превратилась в грязную лужу, что он видел страшное золотоглазое существо, выплывшее из чащобы, что он шел к дому Дорта меж струящихся стен невесть откуда взявшейся воды.
– Держи-ка себя в руках, – посоветовал ему Райнер, и Якоб умолк, но нервный смех все равно застрял в горле, готовый прорваться наружу фонтаном.
Тусклый свет, источник которого Якоб не мог определить, делал деревья видимыми. Сосновый бор вдавался далеко в недра дома. Он не знал, сколь далеко протянулся особняк Дорта, но ему казалось, что они давно уже должны были пройти через его дальнюю стену и оказаться на улице. Над головой кроны были столь высокие и плотные, что крышу было не различить. Не виден был и пол, хотя то, что было у них под ногами, скорее напоминало почву, нежели дерево или камень. Тут все логично, подумалось Якобу, если хотите, чтоб у вас дома вырос лес, будьте добры обеспечить почву, из которой ростки дадут всходы. Бог мой, да я же рассуждаю как форменный сумасброд.
Дорога дала уклон вниз – сперва полузаметно, затем резче. Деревья расступались – Якоб уже мог видеть Андреа впереди себя и даже идущего дальше Анжело. Откуда-то слева сквозь заросли доносился приглушенный рев, от которого будто бы слегка подрагивала земля. Когда деревья расступились и отряд вышел на небольшую поляну, Якоб определил источник звука – то был небольшой поток, пенящийся через узкий овраг; поток шел примерно параллельно тропе, по которой они спускались. Райнер замер на дальнем краю поляны, глядя на своих спутников.
Почти сразу же первая мысль Якоба (у этого типа, что, еще и ручей дома?) сменяется другой (мы давно уже не в доме Дорта) и за ней – третьей (нас там никогда и не было). Он занервничал – но не так сильно, как тогда, когда проходил последние несколько ярдов до дома в окружении водяных стен. Откровенно говоря, он предпочел бы никогда не приходить сюда, но ему хотелось думать, что раз уж Райнер смог привести их сюда,
