Я покачал головой.
– Убивать – не женское дело, – сказал я.
– Почему нет? – спросила она. – Мы даем жизнь, так почему бы и не забрать ее?
– Нет, – проговорил Алдвин. – Нет!
Я не слушал его.
– Убить человека труднее, чем ты думаешь, – сказал я Стиорре. – И хотя ублюдок заслуживает смерти, покончить с ним нужно быстро.
– Почему? – осведомилась дочь. – Отец, он хотел насладиться мной. Неужели это было бы быстро?
– Подумай о душе, – сказал мой сын.
– Душе? – Она повернулась к нему.
– Бог видит твои поступки, – увещевал Утред. – Убийство священника – несмываемый грех.
– Не для моих богов, – заявила Стиорра, и я уставился на нее, не веря собственным ушам. Мне хотелось сказать что-то, но слова не шли, поэтому я просто смотрел. Она повернулась ко мне и улыбнулась. – Моя мать была язычница, и ты язычник. Почему бы и мне не быть ею?
Лицо сына выражало ужас, Финан ухмылялся.
– Ты почитаешь моих богов? – уточнил я.
– Да, отец.
– Но тебя же растили христианкой! – воскликнул ее брат.
– Как и отца, – ответила девочка, не сводя с меня глаз. – И тебя тоже, брат. Только не рассказывай, что ты не молишься нашим богам. Я знаю. – Потом Стиорра посмотрела мимо меня на Алдвина, и взгляд ее окаменел. В этот миг она так сильно походила на мать, что мне стало больно.
– Отец, позволь мне, – сказала дочь и снова протянула руку.
Я отдал ей Осиное Жало.
– Нет! – вскричал Алдвин.
Левой рукой Стиорра выдернула клок разодранного платья из-под фибулы, так что обнажилась одна грудь.
– Ты это хотел увидеть, поп? – спросила она. – Так смотри!
– Нет! – заскулил Алдвин. Он согнулся, не отваживаясь поднять глаз.
– Стиорра! – прошептал мой сын.
Но моя дочь не знала жалости. Я наблюдал за ее лицом, когда она убивала священника, и оно было суровым, холодным и решительным. Сначала она рубанула его, взрезав коротким лезвием кожу на голове и шее, затем посекла руки, которыми он пытался защититься. Ее грудь и платье забрызгало кровью, когда она свалила попа двумя новыми ударами в голову, и лишь потом дочь сжала недлинную рукоять Осиного Жала обеими ладонями и с силой полоснула по горлу. Клинок засел, и, крякнув от натуги, Стиорра провела им взад-вперед, перепиливая глотку. Она смотрела, как поп валится, как кровь лужей заливает изображение одной из убегающих от бога-козла обнаженных женщин. Дочь наблюдала за умирающим Алдвином, а я смотрел на нее. По ее лицу всегда было трудно читать, но я не замечал ни малейшего отвращения от устроенной ею бойни, только нечто вроде любопытства. Когда священник задергался и стал издавать булькающие звуки, она даже слабо улыбнулась. Пальцы попа заскребли по плиткам пола, потом он сильно выгнулся и затих.
Стиорра протянула мне меч рукоятью вперед.
– Спасибо, отец, – ровным голосом произнесла она. – Теперь мне надо умыться.
Прикрыв наготу разодранным, пропитавшимся кровью платьем, девочка вышла из комнаты.
– Господи Исусе, – едва слышно промолвил сын.
– Твоя дочь, ничего не скажешь, – заметил Финан. Потом подошел к трупу и ткнул в него ногой. – И вылитая мать, – добавил ирландец.
– Нам нужно шесть возов, – сказал я. – По меньшей мере шесть.
Финан и Утред все еще смотрели на мертвого попа, который ни с того ни с сего выпустил газы.
– Шесть возов, – повторил я. – Запряженных лошадьми, не волами. И предпочтительно груженные сеном или соломой. В любом случае чем-нибудь тяжелым. Бревнами, например.
– Шесть возов? – спросил ирландец.
– Самое меньшее, – ответил я. – Причем к завтрашнему дню.
– Зачем, господин?
– Потому что мы едем на свадьбу, разумеется, – пояснил я.
И так оно и было.
Глава третья
Под церковью отца Креоды имелся похожий на пещеру подвал, причем такой просторный, что он выходил за пределы стен храма, которые поддерживали массивные каменные колонны и арки. Стены подвала тоже были из камня – больших, грубо отесанных блоков, а полом служила утоптанная земля. Если не считать кучи каких-то древних костей на каменной полке у восточной стены, помещение было пустым, темным и затхлым. Построили его наверняка римляне, хоть я и сомневаюсь, что в их дни ближайшей сточной канаве позволили бы просачиваться через кладку.
– Вонь стоит даже в храме, – уныло сказал отец Креода. – Если только ветер не с востока.
– Дерьмо ползет через каменную стену? – Я споткнулся в темноте о высокий порог и не испытывал особого желания это выяснять.
– Постоянно, – ответил священник. – Потому что штукатурка осыпалась.
– Так заделай смолой, как швы у лодки. Проконопать лошадиным волосом и залей варом.
– Варом?
– Его можно купить в Глевекестре. – Я вглядывался в темноту. – Что за кости?
– Неизвестно. Были тут еще до того, как леди Этельфлэд построила церковь, и мы не хотим тревожить их. – Креода осенил себя крестом. – Призраки, господин, – пояснил он.
– Продай кости в качестве реликвий, а на вырученные деньги купи новый колокол.
– А вдруг это останки язычников! – В его голосе прорвалось возмущение.
– Ну и что? – Я пожал плечами и выпрямился, морщась от неминуемого приступа боли. Вонючему подвалу предстояло стать тюрьмой для Брайса и его людей. Они заслуживали худшего. Эти мерзавцы обшарили весь дом Этельфлэд, свалив в кучу самые ценные ее пожитки: одежду, гобелены, драгоценности, кухонную утварь, лампы.
– Это все принадлежит ее мужу, – мрачно заявил Брайс. – Да и зачем ей вся эта роскошь в монастыре?
Получается, это тоже часть сделки между Этельхельмом и Этельредом: могущественный западный сакс взялся каким-то образом принудить Этельфлэд уйти в монахини. Одобряет ли план ее брат? Оставалось только догадываться. Я знал, впрочем, что Эдуард завидует репутации сестры. Эдуарда постоянно сравнивали с отцом, и не в его пользу, а вот теперь он еще и по сравнению с сестрой проигрывал как воин. Короли, даже вполне достойные, вроде Эдуарда, страдают гордыней. Ему еще под силу было смириться с фактом, что он не соперник отцу, но какая его душила желчь от похвал, расточаемых сестре! Эдуард только порадовался бы ее удалению в обитель.
Тело отца Алдвина перенесли в церковь. Финан облачил труп в рваную черную рясу, но скрыть насильственный конец священника было немыслимо.
– Что случилось? – спросил отец Креода сдавленным шепотом.
– Раскаялся и покончил с собой, – сообщил я.
– Он…
– Убил сам себя, – проворчал я.
– Да, господин.
– И раз это самоубийство, его нельзя хоронить в освященной земле, – продолжил я. – Я не знал даже, что Финан перенес тело в церковь!
– Я как-то не подумал, – ухмыльнулся ирландец.
– Поэтому лучше выкопай для ублюдка могилу поглубже где-нибудь за городом, – посоветовал я.
– На перекрестке, – сказал Финан.
– На перекрестке? – удивился отец Креода.
– Тогда его душа заблудится, – пояснил ирландец. – И не поймет, куда идти. Ты же не хочешь, чтобы его дух, упаси бог, приходил сюда? Поэтому надо закопать покойника на перекрестке и тем самым сбить с толку.
– Сбить с толку, – повторил
