Из дома выбежало шестнадцать западных саксов. Драться они не рвались, и люди Финана занимались тем, что отбирали у них оружие. Освобожденная Стиорра подбежала ко мне. Я улыбнулся ей и взял за руку:

– Кто тебя ударил?

– Священник, – ответила дочь.

– Священник? – изумленно переспросил я, потом заметил среди пленников попа. Это был мрачный, злой человек в черной рясе, с тяжелым серебряным крестом на шее. Был он немолод, лет за сорок, с густыми седыми бровями и узким ртом.

– Это он заставил тебя закричать?

– Я услышала стук копыт и подумала, что это ты, – объяснила девочка. – Поэтому закричала.

– И тогда он ударил тебя?

– Нет, раньше, – с горечью возразила она. – И еще разорвал это. – И указала на разодранное льняное платье.

Финан быстрыми шагами пересек площадь.

– Ублюдки не хотят драться, – доложил он, и в голосе его угадывалось разочарование.

Брайс и его отряд стояли у двери под охраной моих воинов.

– Загоните их обратно в дом, – приказал я, потом сделал глубокий, болезненный вдох и повернулся к толпе. – Все кончено! Глядеть больше не на что! Возвращайтесь к работе!

Отец Креода, священник из церкви Этельфлэд, заведовавший также маленькой городской школой, поспешил к Этельстану. Обхватив голову парнишки ладонями, он закрыл глаза и, похоже, возносил благодарственную молитву за спасение подопечного.

– Отец Креода! – окликнул я его. – Выходит, мелкий ублюдок не был в школе?

– Нет, господин.

– А должен был быть?

– Да, господин.

– Так выпори его.

– Это не принесет пользы, господин, – уныло признался поп.

Отец Креода был человек достойный, открытый и честный. В Мерсию он перебрался из Уэссекса и разделял мечту короля Альфреда в образованное общество, богобоязненное и трудолюбивое, и я не сомневался, что Этельстан, хитрый, как куница, давно пришел к выводу, что бояться священника особо не стоит.

– Пользы не принесет, зато поднимет тебе настроение, – сказал я, потом наклонился, чтобы забрать у Этельстана меч. – А если ты не выпорешь, это сделаю я. И убери ухмылку со своей морды! – Последнее было адресовано мальчишке.

Но я и сам ухмылялся. И гадал, каких новых врагов нажил только что. И понимал, что наживу еще кучу.

Жилище Этельфлэд имело внутренний двор. Дом походил на лунденский, в котором я жил с Гизелой, но побольше. В середине двора имелся квадратный прудик, поверхность которого густо покрывала лягушачья икра. Мне часто представляется, как римляне жили в этих домах. После себя они оставили картинки, нарисованные на стенах или на маленьких плитках пола, однако изображения выцвели и либо расплылись, либо потрескались. Но сохранилось достаточно, дабы поведать нам, что римляне ходили, завернувшись в белое полотно, а иногда в обшитой металлическими пластинами юбке, надевавшейся ниже нагрудника. А еще часто щеголяли голышом, особенно женщины. На полу самой большой комнаты Этельфлэд были нарисованы нагие девушки, убегающие по лиственному лесу от мужчины с рогами козла и мохнатыми ногами, тоже козлиными. Когда отец Креода прибыл в Сирренкастр, то поначалу настаивал, чтобы картину совершенно уничтожили, поскольку, мол, на ней представлен языческий бог, но Этельфлэд отказалась. «Он постоянно глядит на нее, – с усмешкой поделилась она со мной. – Поэтому я сказала ему, что это предупреждение насчет опасностей язычества».

Вот и теперь отец Креода смотрел на картину, а точнее, пялился на одну грудастую деваху, оглядывающуюся на догоняющего бога-козла.

– Хороша, отец, – заметил я, и поп тут же отвел взгляд, закашлялся, но ничего не сказал. Я не просил его входить в дом, но он все равно пошел и ни на шаг не отходил от Этельстана.

– Так, значит, в школе ты не был, – обратился я к мальцу.

– Я про нее забыл, господин, – ответил он.

– Ты находился в кузнице? – спросил я, словно не замечая его ухмылку.

– Да, господин.

– Потому что там твоя подружка?

– Подружка, господин? – невинно осведомился парень и затряс головой. – Нет, господин, я пришел потому, что Годвульф кует для меня меч. Он учит меня работе с металлом.

Я взял руки мальчика в свои, поглядел на его запястья и обнаружил крошечные отметки ожогов в тех местах, где искры попали на кожу.

– Годвульф знал, что тебе полагается быть в школе?

Этельстан ухмыльнулся:

– Знал, господин. Но он тоже думает, что лучше мне учиться чему-нибудь полезному.

– Полезному? – проворчал я, стараясь придать себе строгий вид, но малец почувствовал, наверное, мое одобрение его ответом, потому как улыбнулся. Следующий мой вопрос был обращен к Креоде. – Чему ты учишь его, отец?

– Латыни, господин, житиям святых, ну и, конечно, грамоте.

– Латынь полезна?

– Еще бы! Ведь на этом языке составлено наше Священное Писание.

Крякнув, я сел, что было большим облегчением. Финан согнал пленников в помещение на противоположной стороне двора, а в комнате, где по полу бежали обнаженные девушки, остались только мои родные, отец Креода и Этельстан. Эту просторную палату Этельфлэд любила больше других.

– Значит, ты слышал, что сюда пожаловали вооруженные люди? – спросил я у Этельстана.

– Да, господин.

– И тебе хватило ума оставаться в кузнице?

– Годвульф сказал, чтобы я сидел там, господин.

«Неплохо для кузнеца», – подумал я, потом посмотрел на Стиорру:

– А ты?

– Я, отец?

– Что ты сделала, когда пришли воины Брайса?

– Встретила их, отец, – едва слышно промолвила она. – Я думала, что они от короля Эдуарда.

– Тогда почему священник ударил тебя?

– Хотел узнать, где Этельстан, а я ему не говорила.

– Ты знала?

– Знала, – подтвердила она, посмотрев на мальчика и улыбнувшись.

– Но им не сообщила. Почему?

– Потому что они мне не понравились.

– И воины тебе не поверили?

Она кивнула.

– Отец Алдвин разгневался.

– Они обыскали школу и церковь, – вмешался отец Креода.

– И когда не нашли Этельстана, – продолжила дочь, – отец Алдвин назвал меня лживой сукой и велел говорить правду.

– Лживой сукой?

Она кивнула. Слуга прихватил ей платье одной из фибул Этельфлэд и отер кровь с лица, но губа оставалась распухшей и выдавала след от удара.

– Он вышиб тебе зуб?

– Нет, отец.

Отворив дверь, небрежной и уверенной походкой вошел Финан. Я посмотрел на него.

– Ты учил моего сына владеть мечом, – заметил я.

– Да.

– Он быстрее тебя.

– С годами я становлюсь медленнее, господин. – Ирландец ухмыльнулся.

– Ты хорошо его научил, – продолжил я. – Он танцевал вокруг Брайса, как сокол вокруг цапли. Сколько убитых?

– Всего двое, – ответил Финан. – И четверо раненых. Остальные под стражей.

Я посмотрел на отца Креоду:

– Уведи Этельстана в другую комнату и вбей в него порцию латыни. Финан, приведи ко мне того священника.

Допрашивать Брайса не имело смысла – он просто цепной пес Этельхельма. А вот священник, как я подозревал, стоял на самом деле во главе отряда. Этельхельм мог положиться на Брайса при необходимости пробить лбом любое препятствие, но никогда не поручил бы дело тонкое и требующее ума. Отца Алдвина наверняка послали давать советы и отвечать за Этельстана. Мне хотелось вызнать, какая судьба готовилась парню.

Перешагивая через порог, поп споткнулся, – видимо, его подпихнул в спину Финан, который вошел следом и притворил дверь.

– Он возражал, – хмыкнул ирландец.

– Я капеллан господина Этельхельма, – заявил отец Алдвин. – Его