Я вышел из леса.

– Кто звал меня? – крикнул я.

Молодой предводитель ринулся было ко мне, но тут же натолкнулся на плотное кольцо овец. Он попинал их, потом выхватил меч, но чем энергичнее он пробивал себе дорогу, тем сильнее паниковали овцы, а собаки не пускали их из кольца. Молодой чужак в сердцах выругался и подтащил к себе Виллибальда.

– Выпустите нас, или мы убьем его! – заявил он.

– Он христианин, – сказал я, показывая ему висевший у меня на шее молот Тора, – так что мне плевать, что вы с ним сделаете.

Виллибальд ошеломленно уставился на меня, но в следующий момент обернулся, привлеченный полным муки возгласом: один из разбойников взвыл от боли. Снег опять окрасился красным, и на этот раз я увидел, кто все это учудил. Отнюдь не боги, а пастух, который вышел из-за деревьев с пращой в руке. Он достал из мешка камень, вложил его в кожаный ремень и раскрутил пращу. Та со свистом рассекла воздух, он отпустил один конец, и новый камень полетел в сторону чужаков.

Они в панике пригнулись. Я знаком дал понять пастуху, чтобы он выпустил их из своеобразного загона. Тот свистом отозвал собак, и люди и овцы мгновенно разбежались в стороны. Из чужаков на месте остался только первый лучник, который все еще не оправился после удара камнем в голову. Молодой предводитель – он оказался храбрее остальных – двинулся ко мне, вероятно решив, что товарищи поддержат его. Однако никто за ним не последовал. Его лицо исказил неподдельный страх, он обернулся, и в этот момент сука бросилась на него и вонзила клыки в руку с мечом. Он заорал, попытался стряхнуть собаку, но к ней на подмогу уже мчался другой пес. Парень еще орал, когда я мечом плашмя ударил его по затылку.

– Можешь отозвать собак, – сказал я пастуху.

Первый лучник все еще был жив, но на волосах над правым ухом у него запеклась кровь. Я сильно пнул его в ребра, и он застонал, хотя и не пришел в сознание. Я передал его лук и колчан пастуху.

– Как тебя зовут?

– Эгберт, господин.

– Теперь ты богач, Эгберт, – бросил я.

Жаль, что он так и не стал богачом. Я бы с радостью вознаградил Эгберта за его труды, но я к тому моменту сам был почти нищим, поскольку потратил деньги на людей, кольчуги, оружие – в общем, на все, что требовалось для разгрома Хэстена, – и вступил в зиму практически без средств.

Остальные разбойники исчезли, сбежали. Виллибальда трясло.

– Они искали тебя, господин, – пробормотал он сквозь стиснутые зубы. – Им заплатили, чтобы убить тебя.

Я задержался возле лучника. Камень, выпущенный пастухом, пробил ему череп, и между заляпанных кровью волос проглядывали кости. Одна из собак обнюхала его, и я похлопал ее по плотной шерсти.

– Хорошие собаки, – обратился я к Эгберту.

– Волкодавы, господин. – Он взвесил на руке пращу. – Но вот это получше.

– А ловко ты с ней обращаешься, – отметил я. Это было мягко сказано: на самом деле в его руках праща превращалась в смертоносное оружие.

– Все двадцать пять лет отрабатывал удар. Нет ничего лучше камня, чтобы отогнать волков.

– Значит, им заплатили, чтобы они убили меня? – уточнил я у Виллибальда.

– Так они сказали. Им заплатили за твое убийство.

– Иди в хижину, – велел я, – согрейся. – Я повернулся к молодому предводителю, которого стерег пес покрупнее. – Как тебя зовут?

Поколебавшись, он с явной неохотой произнес:

– Верфурт, господин.

– И кто заплатил тебе, чтобы ты убил меня?

– Не знаю, господин.

Кажется, он действительно не знал. Верфурт и его люди пришли со стороны Тофкестера, небольшого поселка на севере. Он поведал, как какой-то человек пообещал ему заплатить серебром по моему весу, если Верфурт убьет меня. Тот неизвестный наниматель сообщил, что напасть на меня лучше всего в воскресенье утром, так как все домочадцы будут в церкви. Для этой работы Верфурт завербовал с десяток бродяг. Вероятно, он понимал, что предприятие рискованное – обо мне ходила определенная слава, – но жажда наживы перевесила.

– Тот человек был даном или саксом? – спросил я.

– Саксом, господин.

– И ты не знаешь его?

– Нет, господин.

Я задал ему еще несколько вопросов, но он смог добавить лишь то, что незнакомец был тощим и лысым, без одного глаза. Описание ничего мне не дало. Одноглазый и лысый? Да это может быть кто угодно. Я допрашивал пленника, пока не выжал из него все бесполезные сведения, а потом вздернул и его, и лучника.

А Виллибальд показал мне волшебную рыбку.

Дома меня ждала делегация. Из Винтанкестера, столицы королевства Альфреда, прибыло шестнадцать человек, и среди них оказалось по меньшей мере пять священников. Двое, как и Виллибальд, приехали из Уэссекса, еще двое, мерсийцы, представляли Восточную Англию. Я был знаком с обоими, хотя и не сразу узнал их. Тридцать лет назад я вместе с этими близнецами, Сеолнотом и Сеолбертом, был в заложниках в Мерсии. Нас, детей, захватили даны. Меня такая участь порадовала, а близнецы ее возненавидели. Сейчас этим совершенно одинаковым, крепко сбитым, круглолицым и седобородым священникам было под сорок.

– Мы следили за твоими успехами, – сказал один из них.

– С восхищением, – закончил другой.

Сейчас, так же как и в детстве, я не мог различить их. Они всегда заканчивали фразы друг за друга.

– С отторжением, – начал один.

– С восхищением, – добавил другой.

– С отторжением? – не без раздражения спросил я.

– Известно, что Альфред разочарован.

– Тем, что ты сторонишься истинной веры, но…

– Мы ежедневно молимся за тебя!

Два других священника, оба западные саксы, были людьми Альфреда. Они помогли ему завершить составление свода законов и сейчас, судя по всему, приехали ко мне с советами. Священников сопровождали одиннадцать воинов: пятеро из Восточной Англии и шестеро из Уэссекса.

И они привезли волшебную рыбку.

– Король Эорик, – сказал то ли Сеолнот, то ли Сеолберт.

– Желает заключить союз с Уэссексом, – закончил его близнец.

– И с Мерсией!

– С христианскими королевствами, как ты понимаешь.

– А король Альфред и король Эдуард, – подхватил нить беседы Виллибальд, – отправили дары королю Эорику.

– Альфред еще жив?

– Хвала Господу, да, – ответил Виллибальд, – хотя и болеет.

– Он близок к смерти, – вмешался один из западных саксов.

– Альфред, когда родился, уже тогда был близок к смерти, – проворчал я, – и с тех пор, сколько я его знаю, он всегда умирает. Он проживет еще не меньше десятка лет.

– Дай, Боже, чтобы так и было, – сказал Виллибальд и осенил себя крестом. – Но ему уже пятьдесят, и он угасает. Король на самом деле умирает.

– Потому он и жаждет заключить союз, – продолжал западносакский священник. – Поэтому господин Эдуард обращается к тебе с просьбой.

– Король Эдуард, – поправил своего коллегу Виллибальд.

– Так кто обращается ко мне? – уточнил я. – Альфред Уэссекский или Эдуард Кентский?

– Эдуард, – сказал Виллибальд.

– Эорик, – хором сообщили Сеолнот и Сеолберт.

– Альфред, – произнес западносакский священник.

– Все они, – заключил Виллибальд. – Это важно для них всех,