— А потом?

— Пошли его на …. А разве ты научился делать что-то другое?

Телефон смолк.

— Вы что, идиоты? — спросила Ольга.

— Кирилл, что мне делать? — не унимался Серёга, — ты как смотрел на все эти задницы, так и будешь на них смотреть! А мне то что делать? Я буду там, где нет уже никого!

— Возьми с собой эту мразь, — предложил Кирилл, мотнув головой на связанную Наташку, — тем более, её брать уже и не надо. Вы — оба там, где нет никого.

— Она слишком хитрая!

— Она дура.

Из Наташкиных глаз закапали слёзы. Серёга смотрел на них так внимательно, будто занялся их подсчётом.

— Она мне нравится, сказал он, — но она какая-то слишком рыжая.

— Это краска, прохныкала чемпионка, — на самом деле я светло-русая! Но глаза у меня — реально зелёные.

— Но ведь ты убьёшь меня, если что! Кулаком в висок и я — труп. Ведь правда?

— Может быть да, а может быть нет. Но я не хочу тебя убивать. И не захочу. Мне будет ужасно этого не хотеться.

— А почему? Я ведь не мешал этой суке тебя лупить и ошпаривать. Ты должна меня ненавидеть.

— Я ничего никому по-моему не должна. Самой себе — точно. Я вообще не знаю, что происходит! Чем старше я становлюсь, тем меньше свободы в действиях и желаниях. Я как-будто действительно должна всем — за то, что такая классная. Вот закономерный финал: Лежу склеенная скотчем и объясняю какому-то намарихуаненному уродику, почему с него мало спросу! Да потому, что дурак ты конченный! А дружок твой — подонок!

— Если ты его хочешь, так и скажи, — произнёс Кирилл, подмигнув Серёге. Слёзы закапали из Наташки вдвое быстрее. Кося глаза на Кирилла, она вскричала:

— Кто ты такой, чтоб лезть в мою душу? Даже мой тренер не смел соваться в неё! И ты не смей, сволочь! Что ты ему подмигиваешь? Ведь он — уже не с тобой! Ты сам признал это.

Тут телефон опять зазвонил. На этот раз Ольга за руку подтащила к нему Серёгу. Он поднял трубку.

— Да!

— Добрый вечер, — сказал Баранов. — Ну что, ты определился со временем?

— Что?

— Когда, спрашиваю, встречаемся?

— Ровно в десять утра. Хочу предупредить сразу: если увижу хвост — дискеты не будет.

Баранов молча положил трубку. Серёга бросил свою. Поглядел на Ольгу.

— Ну что, порядок? — спросила та.

— Абсолютный. Если забыть про то, что из-за тебя твою подруженцию ухандокали.

Глаза Ольги метнули молнии.

— Заткнись, тварь! Иначе из-за меня тебя ухандокают.

Со всей силы толкнув Серёгу, она пошла в туалет. Серёга упал. Уснул.

Глава двадцать вторая

— Каравчук, ты где? — хрипло орал Мельников в телефон. — А какого чёрта? Группу захвата на Маяковку! Шаповалов и Ольга уже в машине Баранова. Я — с Агеевым на кольце. Хорошо, звони.

Убрав телефон, Мельников сердито забарабанил пальцами по рулю. Ему было плохо. Опять лил дождь. То сильный, то средний. Москва, казалось, как-то вся съёжилась под свинцовым небом, подобно людям, бредущим по ней под зонтиками.

Бежевая «Тойота Королла», которой Мельников достался в наследство от «БМВ», была припаркована у бордюра на внутренней стороне Садово-Кудринской улицы. За Тойотой стояли «Ауди» и «Сааб», наполненные бойцами из опергруппы. За рулем «Ауди» сидел старший лейтенант Ремезов, за рулем «Сааба» — Потехин. Вторая группа слежения, состоявшая так же из трёх машин, ждала на Тверской. Третья — на Садовом, слева от Триумфальной, четвёртая — на Ленинградском шоссе, около кольца.

Агеев часто курил, смотрел на часы, звонил руководству.

— Как ты вчера доехал домой? — поинтересовался у него Мельников, так же взяв сигарету.

— Так ты ведь меня довёз! С ветерком. Забыл?

Сигарета едва не выпала из Мельниковского рта.

— Да ты что, серьёзно?

— Конечно! Ещё подняться со мной хотел — поглядеть, к кому я так рвусь от твоих шалав. Я еле успел подъездную дверь перед твоим носом захлопнуть.

Что-то припомнив, Мельников вздохнул с облегчением.

— А! Так это и был твой дом?

— А ты думал — твой?

— Я думал, что ты к какой-то своей любовнице по дороге решил заехать.

— Что тебя навело на такую мысль?

— Хоть убей — не помню. Но я был твёрдо уверен, что это так.

Агеев задумался.

— Странно, странно. Возможно, я тебе что-нибудь говорил?

— Да, очень возможно, сухо произнёс Мельников. У него вдруг резко усилилась головная боль. Взглянув на часы, он продолжил:

— Слушай, Денис. Мы никак не сможем перехватить информацию. Если Фроликов с Шаповаловым накурились в хлам, то Баранов, вряд ли. Фроликов, впрочем, тоже не идиот. Наверняка, схема будет такая: Фроликов проезжает мимо четвёртого соучастника и даёт ему знак, что всё хорошо. Тот звонит Барановскому помощнику, и дискета — у Березовского. В общем, надо их брать. Чего тянуть время?

— Если их сейчас взять, дискета уйдёт хрен знает куда, — возразил Агеев, а это хуже, чем если она уйдет к Березовскому. Но, возможно, четвёртого соучастника вовсе даже и нет. Если так — эти два укурка будут пытаться воспользоваться другим телефоном. Вот уж тогда мы будем их брать.

— Как знаешь, — произнёс Мельников, погасив сигарету, которая почему-то его бесила, и взяв из пачки другую. Ему совсем не хотелось спорить. Ему хотелось только послать всех матом, влить в себя стакан водки и застрелиться. Агеев, судя по его воспалённым и злым глазам, пребывал во власти похожего настроения. Было десять ноль пять.

— Да пошёл ты в жопу! — процедил Мельников, сбросив прохоровский звонок, — какого вы чёрта все от меня хотите? Я — на работе! Вчера я был на работе, завтра и после завтра буду я на работе. И сдохну я на работе! Агеев, а ты где сдохнешь?

— На проститутке.

— Врёшь, сука, врёшь! Ты верен жене, как Родине. Ты трахаешь проститутку, думая о жене. Ты топишь страну в крови, думая о Родине.

— Слушай, Игорь! Не выводи меня из себя.

— О, какой апломб! Должно быть, именно так говорил твой дед с моим дедом, когда лепил ему пятьдесят восьмую в долбанном упырятнике на Лубянке!

— Мельников, ни один из моих дедов в Москве даже не был. Оба они всю жизнь пахали и сеяли.

— Сеяли мудрое, доброе, вечное — выросло глупое, злое, увечное, — усмехнулся оперативник, сместив салонное зеркало так, чтоб Агеев мог себя видеть.

— Послушай, Игорь! Я понимаю, что ты всего четыре часа поспал после двух бессонных ночей, но, честное слово, — моей вины в этом нет. Заткнись по-хорошему.

Мельников не заткнулся бы даже и под угрозой смерти, но в этот миг по оперативной связи вдруг прозвучал его позывной. Он вышел на связь.

— Приём.

— Он с кейсом садится в Форд, — сообщили с площади, — отъезжают.

— А девка, значит, осталась в джипе?

— Да. Джип стоит.

— А те куда направляются?

— Со стоянки только отъехали. Погоди.

Мельников курил, слегка опустив стекло. В щель задувал ветер и залетали капли дождя, отбрасываемые проезжавшими мимо автомобилями. На Агеевском лбу поблёскивал