— Ну, попробуй.
— Все, индеец, война объявлена! — И он стал орать в мобилу наш адрес.
Я пыхтел, налегая на дверь:
— Война — это моя работа.
Приготовил охранников к возможному набегу.
У Михаэля вспотел лоб и брови встали домиком.
Я сунул ребятам рации, чтобы срочно вызвали меня, если что, из пиццерии. И уже через пятнадцать минут, сунув обратно деньги потенциальному покупателю, мчался ко входу в танцхаус. Оказалось, Михаэль проверил исправность устройства. Я наорал на него, отобрал рацию и отдал Енцу. Еще через полчаса рация задергалась снова. Уронив десять евро на пол (тут же исчезли), несусь к двери. Стоит смущенный Енц: нацист новой генерации, не дождавшись подкрепления, решил с ним подискутировать и снова стал ломиться в дверь. Енц послушал его немного, а потом так врезал под дых, что нацик заблевал весь порог. Удивляться не приходится — Енц в 2006 году занял второе место в Германии по бодибилдингу.
Гансов кельнер, который должен был убрать у дверей, не слишком-то торопился. Я нашел его в зале и наорал. Как оказалось позже, в темноте перепутал (хрен их разберет, все играют в унисекс и одинаково одеты). Рядом оказался зам ляйтера Ричи.
— Почему ты так с ним разговариваешь? Разве ты его начальник?
— Ганс сказал, что он должен сделать это немедленно. Мне нужно, чтобы у входа было чисто. И побыстрей.
В результате Ричи отправился стучать Гансу. Дружба дружбой, а настучать для немца — святое дело.
Озверел.
Устал.
Сегодня конкретно наквасился, в результате сплю один. Весной!
Сел с горя посмотреть «Последнюю дуэль», и настроение испортилось окончательно. Пушкин Безрукова — это тот же Есенин и тот же Саша Белый. Мимика, интонации, фишки и даже смех один в один. Безруков получает вечный хаусфербот за опошление образа Пушкина.
Злой и неудовлетворенный во всех отношениях ушел спать.
* * *
Или всех грызи, или ляг в грязи. Если поддерживаешь слабого индивида в группе, и не покровительствуя с позиции силы, а стимулируя его волю и веру в себя, то первым, на кого он бросится, почувствовав себя сильнее, будешь именно ты.
Исключений не бывает.
На этом основано жесткое пацанское правило — угнетаемых в группе либо топтать, как все, либо организовывать, образуя оппозицию верховодящей группировке. Но второй путь, как правило, ведет к поражению: в девяноста процентах случаев человек попадает в группу угнетаемых в силу не обстоятельств, а личностных качеств — по слабости воли, отсутствию характера и наличию явных душевных изъянов. Только крепкая, сложившаяся оппозиционная группировка может позволить себе взять обузу в виде покровительства такому индивиду, в которого она будет кидать не ботинки, как все остальные, но фантики, развлечения ради.
И тот, кто этого делать не станет, рискует поменяться с угнетаемым ролями.
Если человек восхищается тобой — пусть восхищается. Не буди в нем веру в себя, не стимулируй в нем самооценку.
Иначе будь готов к тому, что он пойдет по классическому алгоритму: «Ты мой кумир, я твой поклонник, ты общаешься на равных со мной — значит, я стою того, я такой же, как ты, я лучше тебя». И здесь только два пути — либо показать зубы, лишив его иллюзий, либо прекратить общение. Лидер обязан время от времени показывать зубы. Даже вчерашнему задушевному собутыльнику при первых же его попытках поднять голову.
Умение быть лидером — это умение быть одиноким. Только дистанция рождает иллюзию недосягаемости, а недосягаемость — желание подчиниться. Умение быть лидером — это прежде всего умение создавать нужные иллюзии.
Я не подчиненный и не лидер. Первое — из-за личных свойств, второе — сознательно. Быть лидером — значит намеренно упрощать и уплощать подход к человеку, в том числе и к другу. Тот, кому интересен душевный мир ближнего, лидером быть не может по определению. А для меня нет ничего интереснее, чем другой взгляд на мир, другой отпечаток духа, еще одно чудо — одна из пяти миллиардов человеческих душ.
Я осознанно держусь этих правил.
Дружить со мной не у всякого получится. Но возможно, именно поэтому в друзьях у меня люди неординарные, сильные. Дружба с ними больше похожа на родственную связь. Они могут быть абсолютно непохожими — от вождя немецких байкеров старины Торстена до заместителя главврача крупнейшей баварской клиники Эрика Каца. Объединяет их одно: эти люди уверены в себе настолько, что не нуждаются в самовозвышении и уничижении других. Но при попытке помахать у них перед носом распущенным хвостом один деликатно обрежет этот хвост под самый корень, а второй попросту даст обладателю хвоста пепельницей в рыло.
Они — мои друзья, моя семья, мой клан.
Моя нация, если хотите.
Только так.
* * *
У меня есть ослик. Черно-желтый тайваньский ослик по кличке «Кимко».
Этот скутер стоит столько же, сколько вполне приличный и лишь слегка подержанный тяжелый мотоцикл, на который я сейчас коплю, после того как разбил свой «Кавасаки», и это огорчает меня еще больше. Я купил его, когда был богат. Пусть, думал, будет для езды по городу — маневренный, легкий, и бензина надо только чуть… Кто мог знать, что я усядусь на него на долгих два года, поскольку злобные полицаи конфискуют у меня права на коника! Да и сам коник погибнет, содрав мне кожу со спины на прощанье…
Теперь у меня только ослик. Дорогущий осел! Который жрет бензина не меньше, чем взрослый мотоцикл, неустойчив, как пластмассовая утка в ванной, и хрупок, как тайваньская девочка.
За два года аккуратной езды отлетело на фиг сиденье, оборвался блинкер и почти отвалился щиток на руле, порастерялась часть гаек и снеслось левое зеркало. Да, забыл о проржавевшей выхлопной трубе — мы теперь ревем, как небольшой самолет, и от этого мне еще тоскливее…
Но я его люблю. У тайца «Кимко», по сравнению с итальянцами «Пьячо» или «Априлией», очень хорошая тяга, он быстро разгоняется и прет в гору легко. А ведь я не юноша семидесяти пяти килограммов, на которые он рассчитан, а дядька ста десяти. К тому же могу сесть на скутер, пообедав. И ничего.
Пробки, заторы — для него пустяки. Перекрыла дорогу мусоросборочная машина — ха! Газу! На бордюр, резко тормозим, на тротуар и объехали. Пробка — фигня, сворачиваем на велосипедную дорожку и гордо мчимся мимо десятков разморенных ожиданием водителей автомобилей. Благодаря щели в немецком законодательстве для скутера нет специфической правовой базы. Это больше чем мопед, но меньше чем мотоцикл. Пойди разберись, что ему можно, а что нет, поэтому полиция чаще всего оставляет скутеристов в покое.
Скутер — позор байкера. А между тем скутер — мотороллер, этот ослик, — несравнимо более опасная игрушка, чем