— Ты могла уйти в любое время. И все же оставалась взаперти, играя роль пленницы. Почему?
Я покачала головой. Не в любое время. Сперва мне нужно было научиться словам. Ты дал мне их.
— Я дал их тебе? — недоуменно повторил Тирас.
Ты научил меня читать. И писать.
— То есть эта сила для тебя в новинку?
Сила не в новинку. Слова в новинку. Перед смертью мама отобрала их у меня. Отобрала голос, чтобы я никому не могла навредить.
— Или чтобы никто не мог навредить тебе, — мягко предположил король. — Это ведь не Мешара оживила ту марионетку?
Скорбь обрушилась на меня, будто гранитная плита. Я зажмурилась и опустила голову на грудь. Нет.
— Отец знает, на что ты способна?
Нет. У меня не было ни сил, ни желания смотреть на Тираса. Я слышала, как он подошел вплотную, видела, как замерли передо мной носки его ботинок. А затем почувствовала руку, мягко, но настойчиво приподнимающую мой подбородок. В глазах короля читалось бесконечное сочувствие, и я поняла, что готова рассказать ему все.
Отец меня ненавидит.
— Разве? Он так жаждет твоего возвращения в Корвин.
Он боится, что здесь мне причинят вред или убьют. Если я умру, он тоже погибнет. Еще одно проклятие моей матери. Перед смертью она позаботилась, чтобы его выживание напрямую зависело от моего.
— Вот оно что… Какая умная Рассказчица. Твоя мать была очень мудра.
Я кивнула.
— Мы все попались в ее сети. Твой отец. Ты. Я. Даже мой отец был ею одержим. Мешара… — прошептал Тирас.
У меня расширились глаза, сердце пустилось вскачь. Тирас обхватил мое лицо руками, словно хотел рассмотреть в нем каждую черточку. Смуглые пальцы мягко скользнули по скулам, обвели изгиб щек и нырнули к острому выступу подбородка. Я едва могла дышать, хотя не знала, что послужило тому причиной — нежные прикосновения короля или внезапно помянутое имя матери. Или все вместе.
— Тот день изменил всех нас. Как и предсказала твоя мать, отец потерял меня. И умер, зная это.
Неожиданно Тирас уронил руки и отступил назад, словно только сейчас осознал, что делает. Я задумалась, что он видит, когда смотрит на меня. Черты моей матери, проступающие из глубины лет, — точно так же, как я видела в нем его отца? Когда-то я ненавидела его за то, что совершил Золтев. Ненавидит ли он меня по той же причине? Я встряхнула головой, прежде чем задать осторожный вопрос.
Отец тебя потерял?..
— Он был чудовищем, и в тот день я понял это окончательно. Я начал отдаляться от него. Меняться. Если бы не те события, я стал бы совсем другим королем.
Кель сказал, ты умираешь.
— Я не умираю.
Но с тобой что-то не в порядке.
— Много чего. — И он печально улыбнулся. — Много во мне следовало бы исправить.
Тирас отошел к балкону и шире распахнул двери, впуская в комнату прохладный ночной воздух. Но… ты не болен? Он обернулся и медленно покачал головой.
— Нет. Не болен. И не умираю. Но я проигрываю битву.
Против вольгар?
— Против всех врагов Джеру. — И король замялся, обдумывая что-то. Когда он заговорил снова, его глаза были непроницаемо-черны, а лоб рассекала горькая складка усталости. — Ты поможешь мне, Ларк?
Как?
— Покажи, на что ты способна.
Я вспомнила разбитое окно и случайный пожар. Мне не хотелось никому вредить. Но, возможно, если я буду очень аккуратна, ничего страшного не случится? К тому же мне и вправду хотелось продемонстрировать свою силу. Внимание было в моей жизни редким гостем и теперь пьянило, как хорошее вино.
Я сочинила простой стишок, заставив покрывало снова приподняться над кроватью. Оно затрепетало в воздухе, словно шелковая лодочка, и я бросила на Тираса опасливый взгляд. Но тот казался заинтригованным.
— Давай еще что-нибудь.
Я велела креслу танцевать, и оно принялось неуклюже раскачиваться вперед-назад, отстукивая ритм деревянными ножками. Тирас рассмеялся, но я лишь пожала плечами. Танцующие кресла и летающие покрывала не могли ничего исправить.
— А мной ты можешь повелевать? — спросил король тихо, и мое сердце забилось учащенно. — Можешь заставить меня танцевать? Или летать?
Я закусила губу, осторожно подбирая слова. Пусть король поет и пляшет, кружится, руками машет. Тирас насмешливо изогнул бровь. Ты не танцуешь.
— Что-то не хочется.
Я беспомощно пожала плечами. На людей это не действует. Ты обладаешь свободной волей. Я только предлагаю и вкладываю капельку намерения. Тебе совсем не хочется танцевать? Хоть чуть-чуть?
— Нет. Совершенно, — фыркнул король, и я тоже не удержалась от улыбки. — Как же ты меня лечила, если твоя сила не распространяется на людей?
Я тебя не лечила. Я просто предложила твоему телу исцелиться. Оно и само этого хотело, поэтому послушалось.
— Думаешь?
Я снова пожала плечами. Я пока только учусь.
— А вольгары? Ты же приказала им убраться. Тогда, на пути в Джеру. Мы все были обречены тогда на гибель, но внезапно они отступили. Я чувствовал, что они подчинились какому-то приказу.
Вольгары ближе к животным, чем к людям, но чтобы ими управлять, все равно требуется масса сил. И еще больше — чтобы повлиять на тебя. Или хотя бы на твое тело.
— Поэтому ты засыпала после лечения?
Да. Это… изнурительно. Подчинять своей воле других.
— А предметы?
У них нет собственной воли, и они не сопротивляются.
Тирас кивнул, будто мои рассуждения представляли собой блестящий образец логики, и я даже почувствовала прилив гордости.
— Я хочу, чтобы ты попробовала снова. Но на этот раз так, чтобы я не слышал заклинание. Посмотрим, что ты можешь.
Моя радость тут же сменилась сомнением. До этого я нарочно позволяла ему слышать все стишки. Если я втайне применю к нему свою силу, будет ли это честно? А вдруг у меня получится? Вдруг я смогу заставить