Великий Гордиев узел не удавалось развязать более тысячи лет, пока в город со своей армией не заявился отчаянный гений — юный македонский завоеватель и царь по имени Александр. Когда ему поведали эту легенду, он вскинул меч, рубанул им и рассек Гордиев узел, тем самым заработав восторженные хвалы и среди своего поколения, и в дальнейших[246].
Меж тем, возвращаясь к нашему повестованию: сын Гордия царевич МИДАС вырос дружелюбным и веселым молодым человеком, которого любили и обожали все, кто знал его.
Мидас
Безобразный незнакомец
Гордий помер, когда пришел срок, и его сын Мидас унаследовал царский трон. Жизнь его была необременительна и изысканна, он вырос добродушным и радостным, его все любили и им восхищались; Фригия была не очень-то богатым царством, однако бóльшую часть времени и денег, которыми Мидас все же располагал, он вбухивал в роскошный розовый сад при дворце. Тот прославился как одно из чудес своей эпохи. Больше всего на свете Мидас любил бродить по этому райскому буйству цвета и аромата и ухаживать за растениями, а на каждом из них было по шестьдесят великолепных цветков.
Как-то раз поутру, когда гулял он по саду, примечая с привычным восторгом, до чего изысканно капли росы сверкают на нежных лепестках его драгоценных роз, Мидас споткнулся о сонное тело уродливого пузатого старика, свернувшегося на земле калачиком и храпевшего как свинья.
— Ой, — произнес Мидас, — прости. Я тебя не заметил.
Срыгнув и икнув, старик встал на ноги и поклонился.
— Извиняй, — проговорил он. — Никуда не денешься — пошел вчера на сладкий дух твоих роз. Уснул.
— Ничего-ничего, — вежливо отозвался Мидас. Его воспитали всегда выказывать старшим уважение. — Но отчего бы тебе не зайти во дворец и не употребить что-нибудь на завтрак?
— Да я-то не против. Очень мило с твоей стороны.
Мидас понятия не имел, что этот безобразный пузатый старикан — Силен, закадычный друг винного бога Диониса.
— Может, желаешь принять ванну? — предложил Мидас, когда они зашли во дворец.
— Это еще зачем?
— Да так, пустяки. Просто подумалось.
Силен прожил во дворце десять дней и десять ночей, совершая серьезные набеги на небогатый винный погреб Мидаса, но воздавая царю непотребными песнями, плясками и байками.
На десятый вечер Силен объявил, что назавтра уйдет.
— Мой повелитель уже небось страдает без меня, — сказал он. — Твои-то, может, препроводят меня к нему, а?
— С удовольствием, — ответил Мидас.
Наутро Мидас и его свита подались с Силеном в долгий путь к южным виноградникам, которые Дионис любил посещать в это время года. Через много часов тяжкой дороги по жаре и путанице пыльных троп, крутых холмов и узких обходных закоулков они нашли бога вина и его спутников — те пировали на поле. Дионис при встрече со старым другом страшно обрадовался.
— Вино без тебя кисло на вкус, — сказал он. — Танцы наперекосяк, а музыка — скрежет. Где тебя носило?
— Я потерялся, — сказал Силен. — Этот добряк… — он подтолкнул Мидаса вперед, поближе к богу, — …пригрел меня у себя во дворце и дал там пожить. Я выпил почти все его вино, съел почти всю его еду, сикал в его чаны для воды и тошнил на его шелковые подушки. И ни единой жалобы. Напрочь добрая душа. — Силен хлопнул Мидаса по спине. Мидас улыбнулся изо всех сил. Про чаны для воды и про подушки он не догадывался.
Дионис, как и многие выпивохи, легко впадал в бурные эмоции и восторги. Он благодарно сгреб Мидаса в охапку.
— Видишь? — обратился он к миру в целом. — Видишь? Стоит только утратить веру в человечество, как оно доказывает, что кой-чего стоит. Вот что мой отец называет ксенией. Сердце прямо-таки рвется из груди. Назови.
— Что, прости? — Мидасу не терпелось убраться. Десять дней и ночей Силена — достаточно. Мидас алкал остаться в одиночестве со своими цветами. Пьяный Дионис с полным сопровождением менад и сатиров — перебор даже для такого терпения, как у Мидаса.
— Назови, чего желаешь в награду. Что угодно. Чего б ты — ик! — ни пожелал, я чую даром. Иными словами, — с достоинством поправил себя Дионис, — дарую чудом. Вот! — добавил он воинственно, вдруг резко оборачиваясь, неизвестно зачем.
— В смысле, владыка, я могу просить о чем угодно?
Кто из нас не баловался приятными фантазиями о джиннах и феях, исполняющих наши желания? Вынужден сказать, что у Мидаса от Дионисова предложения кровь все же несколько взыграла.
Я уже говорил, что Фригия была царством не очень богатым, и если друзья Мидаса не считали его ни скупым, ни алчным, он все же хотел, как любой правитель, тратить побольше денег на армию, дворец, подданных и всякие муниципальные нужды. Расходы царского двора подрастали, а Мидас всегда был слишком добросердечным, чтобы обременять свой народ непосильными налогами. И потому он обнаружил желание, совершенно выходящее из ряда вон, и оно из его горячечных мыслей добралось до уст.
— Тогда попрошу вот что, — сказал он. — Пусть все, к чему я прикасаюсь, превращается в золото.
Дионис расплылся в довольно-таки демонической улыбке.
— Правда? Ты этого хочешь?
— Этого я и хочу.
— Отправляйся домой, — сказал бог. — Выкупайся в вине и ложись в постель. Когда проснешься поутру, желание исполнится.
Златоперст
Возможно, Мидас не поверил, что из этого разговора выйдет какой-нибудь толк. Боги славились тем, что увертывались, выкручивались и ускользали от своих обязательств.
Тем не менее — на всякий случай, в конце концов, беды же никакой? В смысле, кто знает… — тем вечером Мидас вылил в царскую ванну бочонок-другой из своих тощих запасов вина. Винные пары обеспечили ему глубокий безмятежный сон.
Мидас проснулся сверкающим утром, и оно избавило его ум от всяких неуемных желаний и пьяных богов. Думая исключительно о своих цветах, он спрыгнул с ложа и поспешил в любимый сад.
Никогда прежде не выглядели его розы столь прелестно. Мидас склонился и понюхал юный розовый гибрид, вошедший в безупречную стадию цветения между тугим бутоном и полностью раскрывшимся цветком. Изысканный аромат вскружил ему голову радостью. Мидас любовно прикоснулся к лепесткам, чтобы развернуть их. В тот же
