В конце долгой и успешной жизни музыканта Аполлон, для которого дельфины и музыка священны, поместил Ариона и его спасителя среди звезд — между Стрельцом и Водолеем, в созвездии Дельфин.

Из своего положения на небесах Арион и его спаситель помогают навигаторам на морях и напоминают всем нам о странном и чудесном братстве, что существует между людьми и дельфинами.

Филемон и Бавкида, или Вознагражденное гостеприимство

Среди холмов восточной Фригии в Малой Азии растут бок о бок дуб и липа, ветви их соприкасаются. Пейзаж деревенский, простой, далекий от сияющих дворцов или рвущихся ввысь цитаделей. Крестьяне тут худо-бедно перебиваются: в вызревании урожаев и откорме свиней они целиком на милости у Деметры. Почвы небогаты, и для местных это вечный труд — наполнять амбары провизией, чтобы ее хватило на зимние месяцы, пока Деметра тоскует и оплакивает отлучку из верхнего мира своей умницы-дочки Персефоны. Те дуб и липа, пусть и неброские на вид, если сравнивать их с величественными тополиными рощами и изящными кипарисовыми аллеями, что выстроились вдоль дороги, соединяющей Афины с Фивами, однако это священнейшие деревья в Средиземноморье. Мудрые и добродетельные совершают к ним паломничества и вешают дары на их ветви.

Много лет назад в долине среди тех холмов возникло селение. По размерам — среднее между деревней и городком. Прозывалось оно — с надеждой и отчаянием, какие вечно отмечают имена неудачливых поселений, — Эвмения, что означает «место добрых месяцев», в жалком уповании, что Деметра, глядишь, благословит бесплодные почвы и подарит богатые урожаи. Но такое случалось редко.

Посреди агоры, главной площади селения, стоял здоровенный храм Деметры, а напротив — почти столь же просторный храм, посвященный Гефесту (людям нужно было благословение для кузниц и мастерских). Близ селенья имелись и многочисленные храмы Гестии и Диониса. За чахлыми виноградниками, взбиравшимися по склонам, ухаживали так же тщательно, как за оливковыми рощами или полями кукурузы. Жизнь давалась тяжело, но мужчины и женщины находили немалое утешение в кислом вине своей области.

В конце петлявшей улочки, что вела прочь из села, в маленькой каменной хижине жили старенькие супруги ФИЛЕМОН и БАВКИДА. Женаты они были с самой ранней юности, но и теперь, в старости, любили друг друга так же глубоко, с негромким ровным пылом, удивлявшим соседей. Они были беднее многих прочих, поля у них — самые голые и бесплодные во всей Эвмении, но никаких жалоб от них никто не слышал. Каждый день Бавкида доила их единственную козу, мотыжила, штопала, стирала и латала, а Филемон сеял, сажал, копал и скреб землю позади их лачуги. Вечерами они собирали лесные грибы, дрова или просто гуляли по холмам рука об руку, разговаривали о том о сем или же довольствовались безмолвием друг друга. Если еды хватало на ужин, они готовили, а нет — ложились в постель голодными и засыпали в объятиях друг друга. Их трое детей давно переехали и жили со своими семьями далеко оттуда. Родителей не навещали — а больше и некому было стучать к ним в дверь. Пока не наступил один судьбоносный вечер.

Филемон только-только вернулся с полей и присел, готовясь к ежемесячной стрижке волос. В те дни мало что венчало его лысоватую старую голову, но этот ежемесячный ритуал приносил им обоим радость. Из-за громкого «тук-тук-тук» в дверь Бавкида чуть не выронила бритву, которую точила. Старики переглянулись в великом изумлении — и не смогли припомнить, когда к ним в последний раз наведывались гости.

Двое чужаков стояли на пороге — бородач и его юный гладколицый спутник. Наверное, сын.

— Приветствую, — сказал Филемон. — Чем можем помочь?

Тот, что помоложе, улыбнулся и снял шляпу — странную округлую шапочку с узкими полями.

— Добрый вечер, сударь, — проговорил он. — Мы голодные путники, в этой части света впервые. Можно ли нам воспользоваться вашей доброй волей…

— Заходите, заходите! — сказала Бавкида, хлопоча у мужа за спиной. — В это время года на улице студено. Мы выше остального села, тут у нас похолоднее. Филемон, раздуй-ка огонь, чтоб наши гости согрелись.

— Конечно, любовь моя, конечно. Где мое воспитание? — Филемон склонился и подул в очаг, разбудил угли.

— Позвольте ваши плащи, — предложила Бавкида. — Присаживайся, сударь, у огня. И ты, прошу.

— Ты очень добра, — сказал старший. — Меня звать Астрап, а это — мой сын Аргур.

Молодой, услышав свое имя, поклонился с неким шиком и устроился у огня.

— Пить хочется страшно, — сказал он, громко зевнув. — Сейчас дадим вам попить, — сказала Бавкида. — Муж, тащи винный кувшин, а я принесу сушеных смокв и кедровых орехов. Надеюсь, вы, судари, согласитесь с нами поужинать. Богатой трапезы предложить не сможем, но всем, чем богаты, рады поделиться.

— Я не против, — сказал Аргур.

— Позволь твою шляпу и посох…

— Нет-нет. Пусть останутся при мне. — Молодой человек подтянул посох поближе к себе. Очень причудливый он у него был. Лоза его, что ли, обвивает, задумалась Бавкида. Юноша так ловко им крутил, что посох был будто живой.

— Боюсь, — сказал Филемон, поднося кувшин с вином, — наше местное покажется вам немножко жидким и чуточку… резковатым. Люди из соседних мест смеются над нами, но, уверяю вас, если привыкнуть ко вкусу, оно вполне пригодно для питья. Мы так считаем, по крайней мере.

— Неплохое, — проговорил Аргур, пригубив напиток. — Как вам удалось научить кота сидеть на кувшине?

— Не обращайте внимания, — сказал Астрап. — Ему кажется, что он остроумен.

— Ну, сознаюсь, это и правда довольно потешно, — сказала Бавкида, подавая фрукты и орехи на деревянной тарелке. — Страшусь думать, что вы скажете о том, как выглядят мои сушеные смоквы.

— На тебе сорочка, а мне не видно. А вот фрукты на этой тарелке с виду вполне съедобны.

— Сударь! — Бавкида игриво шлепнула его и разрумянилась. Вот же странный какой юноша.

Некоторая неловкость, сопровождающая стадию питья и закусок, быстро растаяла благодаря добродушному нахальству Аргура и смешливости хозяев. Астрап, казалось, был настроен угрюмее, и когда они все направились к столу, Филемон положил руку ему на плечо.

— Надеюсь, ты простишь любознательность глупого старика, — проговорил он, — однако, сдается мне, ты несколько задумчив. Можем ли мы помочь тебе?

— Ой, не обращайте на него внимания. Вечно он как в воду опущенный, — сказал Аргур. — Там же гардеробчик себе вылавливает, ха-ха! Но вообще-то ничего такого с ним не происходит, чего нельзя исправить хорошей кормежкой.

Бавкида и Филемон встретились мимолетными взглядами. Так мало чего осталось в кладовке. Кусок соленой свинины, который они припасли к празднику середины зимы, немножко сухофруктов и черного хлеба, полкочана капусты. Они понимали, что, утоли они и вполовину аппетиты двух здоровых мужчин, останутся голодными на неделю. Но гостеприимство священно,