Это был особенно неудобный момент, потому что мне полагалось играть роль не просто интервьюера, но и радушного хозяина. Арафат был «гостем» Совета, и с ним надлежало обращаться предельно вежливо и осторожно. Но вопрос о детях следовало задать, причем без лишних экивоков. Я должен был стоять на своем и не задумываться слишком сильно о вежливости и приличиях. Вместе с тем я не хотел терять своего собеседника. Но настало время для вопросов из зала.
Одна из присутствующих начала с того же, чем я закончил. И это оказалась представительница самой произраильской организации — Американо-израильского комитета по общественным связям (АИКОС). Она повторила мой вопрос, применив прекрасный метод конфронтационного интервью: сослалась на непогрешимую третью сторону. Такая тактика как бы переносит роль обвинителя с задающего вопрос на кого-то, обладающего знаниями, статусом или моральным авторитетом. В данном случае такой непогрешимой третьей стороной стала королева Швеции, которая недавно высказалась на публике об участии в восстании палестинских детей.
«Я сама мать, поэтому очень переживаю, — сказала она. — Дети не должны принимать в этом участия».
Вопрос из зала: Господин председатель, можете ли вы прокомментировать слова шведской королевы, осуждающие использование палестинским руководством детей в борьбе против Израиля?
Арафат: Использование детей?
В: Я сказала, «слова шведской королевы, осуждающие использование палестинским руководством детей в борьбе против Израиля».
Арафат: Использование детей? Я не согласен с этим утверждением. Я не использую наших детей. Мы боремся ради будущего… Вы что, против? (Небольшая пауза.) Знаете что, кому-то из АИКОС стоило бы принести извинения за убийства палестинских детей. Вот это было бы правильно.
Арафат не собирался прямо отвечать на поставленный вопрос, кем бы он ни был задан. Но ситуация помогла достичь важной цели: его «приперли к стенке» и это увидел весь мир. Сторонники Арафата наверняка восприняли его гнев как отрицание очевидного, противники — как раздражение из-за нелицеприятной правды. Я до сих пор считаю, что это было важно. Конфронтационные вопросы позволили поднять серьезную проблему и сохранить столь показательный момент для истории.
Этот случай также продемонстрировал, что не важно, насколько тщательно вы все планируете и насколько убедительна «непогрешимая третья сторона», — обвиняя и призывая к ответу, вы все равно можете столкнуться с оборонительной и гневной реакцией. Люди будут возмущаться, резонерствовать или уходить от ответа. Вам необходима стратегия, чтобы держать все под контролем, — а не просто вытягивать ноги, чтобы не дать человеку выбежать из комнаты. Иногда нет смысла беспокоиться о вежливости.
Требование ответа
Применяя конфронтационный подход, вы повышаете ставки. Спрашивая что-то тоном справедливого негодования, вы можете быстро нажить себе врагов. У Хорхе Рамоса с этим не было проблем. Он не пытался завести друзей.
Рамос, один из самых знаменитых латиноамериканцев в США, — влиятельный и принципиальный ведущий испаноязычной вещательной сети Univision. Его называли латиноамериканским Уолтером Кронкайтом — правда, у Рамоса более миллиона подписчиков в Twitter, и он бросает вызов мировым лидерам так, как Кронкайту и не снилось. Рамос подвергался нападениям, его программы закрывали, а его самого увольняли, потому что он — ярый сторонник конфронтации как способа призвать человека к ответу. Для него это — основа демократии, прозрачности и легитимности.
«Вот в чем я вижу свою миссию, — говорил он мне. — Самая главная наша общественная обязанность — призывать к ответу власть имущих. Только благодаря этому создается баланс сил в нашей стране и мире».
Рамос прекрасно понимает, что его жесткий стиль порой злит и пугает тех, у кого он берет интервью, особенно власть имущих. «Я всегда держу в голове, что, возможно, мне больше никогда не удастся побеседовать с этим человеком», — говорит он.
Но даже Рамос оказался удивлен, когда его вышвырнули из комнаты, полной журналистов, после того как он пытался задать вопрос самому необычному из кандидатов в президенты — миллиардеру Дональду Трампу. Считая, что позиция Трампа в отношении иммигрантов узколоба, недальновидна и ничем не подкреплена, Рамос пришел на пресс-конференцию с намерением задать острые вопросы человеку, пользующемуся популярностью у народа и собирающемуся стать кандидатом от Республиканской партии.
Трамп стал антигероем множества заголовков, заявив, что мексиканцы «везут к нам наркотики. Они несут с собой преступность. Они насильники. Хотя некоторые, я полагаю, все же хорошие люди». Он призывал к строительству стены на границе с Мексикой. Он обещал, что в случае избрания депортирует 11 миллионов нелегальных мигрантов. Он заявил, что дети, родившиеся у нелегальных мигрантов на территории США, не должны быть американскими гражданами, хотя конституция гарантирует всем родившимся на американской земле полные права гражданина. Хорхе Рамосу, американцу мексиканского происхождения, который иммигрировал в Штаты юношей, все это казалось оскорбительным, и он хотел публично бросить Трампу вызов.
Конференц-зал в городе Дубук (штат Айова) был полон. Рамос встал, чтобы задать свой вопрос.
«У меня есть вопрос об иммигрантах…» — и это было практически все, что он смог сказать.
«Вас не вызывали. Сядьте!» — рявкнул на него Трамп.
Но Рамоса это не смутило.
Трамп повернулся к другому журналисту, но Рамос настаивал.
«Я — репортер, иммигрант и гражданин этой страны, — сказал он. — И у меня есть право задать свой вопрос».
Трамп подал знак здоровенному охраннику, чтобы тот вывел Рамоса из зала.
Рамос начал громко протестовать:
«Не трогайте меня, сэр! Это незаконно. У меня есть право задать вопрос».
За все годы конфронтации с латиноамериканскими диктаторами и прочими влиятельными лицами его никогда не выгоняли с пресс-конференции.
Спустя несколько минут, после того как за Рамоса вступились другие журналисты, Трамп смирился и позволил ему вернуться в зал.
«Приятно видеть вас снова», — с каменным лицом произнес Трамп.
«В вашем иммиграционном плане кое-что не так, — заявил Рамос. — В нем слишком много пустых обещаний. Вы не можете депортировать 11 миллионов нелегальных иммигрантов. Вы не можете лишить гражданства детей этих иммигрантов…»
Трамп снова не дал ему договорить.
«Это не так», — возразил он и сказал, что статус детей, рожденных в США нелегальными мигрантами, может быть изменен актом конгресса.
Рамос решил испробовать иную тактику и спросил:
«А как вы собираетесь возвести стену длиной 1900 миль?»
«Очень просто. Я строитель», — не моргнув глазом ответил Трамп.
И так продолжалось еще минут пять. Рамос утверждал, спорил, спрашивал, а Трамп вилял.
Вспоминая об этом позже, Рамос говорил, что, вероятно, Трампа взбесили первые же его слова, а отказ сесть на место лишь усугубил ситуацию. Но подобные театральные сцены часто оказываются частью конфронтационных расспросов.
«Мы, журналисты, знаем две вещи, — объяснил мне Рамос. — Во-первых, вопрос нужно задавать стоя. Если вы остаетесь сидеть, баланс сил оказывается
