– Не могу. – Я протестующее поднял вверх руки. – Элис это любит, но если я с ней не пойду, наши браслеты перестанут контачить, и появится ваша вооруженная стража.

– О-о. – Джейкобсон слегка нахмурился. – Вы уверены?

– Я бы с удовольствием, но вы сами понимаете… Может быть, завтра?

Если, конечно, миссис Керриган нас раньше не прикончит.

«Ягуар» пыхтел и трясся, пока его мотор остывал под покрытым вмятинами капотом. Я сунул руку на заднее сиденье, ухватил Боба-Строителя за мягкую голову.

Вокруг заброшенная промзона. Холодный свет уличных фонарей да холодный моросящий дождь – вот и вся наша компания.

Элис провела кончиками пальцев по рулю:

– Может быть, еще не поздно позвонить…

– Это ведь не как в «Охотниках за привидениями». У нас тут – «Кто сам себе помогает, тому помогает Бог». – Липучка в промежности Боба с треском разошлась.

Вытащил пистолет, проверил, стоит ли он на предохранителе, вынул магазин – все еще полный – и вставил его на место. Потом слегка наклонился вперед и сунул пушку за пояс брюк на спине:

– И что нужно делать, если все пойдет не так, как надо?

– Ты уверен, что мне не стоит…

– Уверен.

Вздохнула, еще крепче схватилась за руль:

– Правило номер один – бежать.

– Хорошо. Ты не околачиваешься поблизости, не геройствуешь, не упираешься своими красными маленькими кедами в землю, а тупо убегаешь.

– А ты…

Я показал через лобовое стекло на проход, исчезавший в темноте между оптовым складом и шеренгой разлагавшихся морских контейнеров. Туда, где тени были особенно густыми и темными.

– Через этот проход. Здесь они тебя не заметят.

– А если я…

– Нет. Ты убегаешь. – Я положил ей руку на колено. – Обещай мне.

Она посмотрела на меня, потом снова опустила взгляд на руль:

– Обещаю.

– Идешь к дыре в заборе, которую мы проделали. Не геройствуешь. Не останавливаешься. Не оглядываешься. – Сжал ее коленку рукой. – А если кто-нибудь тебя схватит, бьешь ему по голове молотком.

– Не оглядываться. – Она выпустила из рук руль, взяла мою руку. – И ты, пожалуйста, сделай так, чтобы тебя не порезали, не подстрелили и не избили. И вернись, пожалуйста, живым. Обещай.

– Обещаю. – Я открыл дверь, потом наклонился и поцеловал ее в щеку. Она пахла мандаринами и манго. – А сейчас – быстро, тащи свой зад вон туда, где безопасно.

Она вышла из машины, раскрыла зонтик и растворилась во мраке ночи. Темнота проглотила черные джинсы и куртку, оставив напоследок маленькую белую полоску на подметке ее кед. А потом и полоска исчезла.

Я вышел из машины. Сквозь трещины в асфальте пробивались сорняки.

Пока я, прихрамывая, обходил машину и возился с багажником, дождь барабанил по плечам куртки и стекал с волос за воротник.

Пол Мэнсон уставился на меня, моргнул. Глаза широко раскрыты, мокрые и налитые кровью. Бельевая веревка впилась в шею, кожа вокруг нее вздулась и покраснела.

– Мммммнннффф, ммммммммнннфффнннн!

Над куском клейкой ленты мокрые от слез щеки.

Несчастное дитя.

Наверное, нравится ему эта клейкая лента, весь в нее замотан – и руки за спиной, и лодыжки, и колени. Брезент под ним так и хрустел, пока он извивался в багажнике.

Судя по моим наручным часам, было без десяти девять – больше трех часов прошло с тех пор, как он получил полную дозу коктейля, смешанного Ноэлом. Отличная работа, Ноэл.

Я наклонился и похлопал Мэнсона по залитой слезами щеке:

– Вот что получается, когда воруешь у Энди Инглиса. И о чем ты только думал?

– Ннннннффф! Нннмммммфффннн!

Да, они так все говорят.

– Раньше надо было думать, прежде чем занялся отмыванием денег мафии. Убийства, рэкет, наркотики и проституция. Ты хоть понимаешь, сколько горя и страданий ты помог сотворить? Сколько исковерканных жизней? Ты хоть раз думал об этом, когда возвращался домой, в своей крутой тачке, к своей крутой жене и сорванцу, который ходит в частную школу?

– Нннффф! Нннннгггггнннн нннффффф!

– Ты заслуживаешь все, что тебе уготовлено.

– Ннннннннннннннннгггххх… – Зажмурился, снова слезы потекли.

Быстро обыскал его, потом расстегнул пиджак и выудил из внутреннего кармана, с левой стороны, пухлый бумажник. Пара кредитных карточек, три карты постоянного покупателя, бонусные карты авиакомпаний. Фотография. Он, жена и ребенок на пляже, улыбаются, в каком-то экзотическом месте с пальмами. Несколько счетов. И фунтов двести пятьдесят наличкой.

Оштрафовал его на двести фунтов, чтобы не был таким засранцем, сунул бумажник обратно.

– Ннннгггххххффффнннн…

– Хочешь, угадаю? Тебе очень жаль, да? Умирать не хочешь?

– Ннггххх…

– Если спасу твою несчастную задницу, ты ведь сольешь мне информацию про махинации Энди Инглиса, правда? Распишешь каждую сделку по торговле оружием, по делам с наркотой. Счета назовешь, и в офшорном безналоговом рае тоже. Короче, всё. И в суде это тоже сделаешь.

Глаза распахнулись, брови нахмурились.

– Нннн, ннннммммфф нннгггххххх!

Я наклонился к нему, довольно близко:

– Я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что она прикажет тебя убить, если ты обратишься в полицию. Слишком поздно. Ты понимаешь, почему ты здесь? Да потому, что она уже приказала тебя убить. Или ты будешь говорить со мной – и для тебя все закончится программой защиты свидетелей, или ты этого не сделаешь – и твоя жизнь закончится неглубокой могилкой в лесу. Мне наплевать. Сам выбирай.

Мэнсон снова закрыл глаза, плечи его затряслись, и слезы, слезы. Наверное, многие годы ему казалось, что он неприкасаем. Ведение бухгалтерии – дело чистое, не так ли? Это ведь не банки грабить или коленные чашечки ломать. Просто компьютеры и цифры. Не то что настоящие преступления.

Ублюдков вроде Пола Мэнсона ничто не трогает.

Я вытащил из кармана конверт, достал последний шприц. Снял колпачок с иглы. Слегка нажал на поршень, чтобы выдавить пузырьки воздуха, левой рукой прижал голову Мэнсона к дну багажника.

– Ннннн! Ннниии! Нннннгггфффнннтт!

Да заткнись ты. Она не поверит, если на труп похож не будешь.

Игла вошла ему в шею. Нажал на поршень. Из-под клейкой ленты послышался приглушенный вскрик. Мэнсон дернулся… И обмяк.

Лежал, как большой уродливый сверток, перемотанный упаковочной лентой, с бантиком из бельевой веревки.

В такой упаковке я вряд ли смогу вытащить его из багажника.

Перерезал ножом веревку, развязал удавки на горле и лодыжках.

Гораздо лучше.

Позади меня стук металла о металл.

Мужчина в костюме снял цепь, соединявшую две створки ворот, опустил на землю. За его спиной рокотал большой черный BMW, полноприводный. Дождь превратил свет фар в два мерцающих клинка, отражавшихся в мокром асфальте.

Самое время.

38

Парень в костюме подождал, когда его внедорожник проедет на стоянку автомобилей у товарного склада, закрыл ворота и набросил цепь.

Свет фар высветил стену здания оптовиков.

Автомобиль остановился прямо передо мной.

С водительского кресла слез Джозеф. Его левый глаз выглядел еще хуже, чем сегодня утром, он заплыл и стал походить на лиловый грейпфрут. Синяки расползлись по всему подбородку, нижняя губа распухла и треснула посредине. Быстро наклонился к машине, а когда снова выпрямился,