С тех пор, разногласий с властью у него было хоть отбавляй – его притесняли, не давали положенного зерна. Федор еще больше невзлюбил Советскую власть. Но Родину свою он любил всей русской душой.
Когда внучка подросла, стал он брать ее с собой в лес, по грибы, ягоды, а также на рыбалку. У него было очень красивое место, где он любил рыбачить, под ивовыми кустами, на излучине реки Навли. Рыба в этих местах водилась всегда, а когда ее умело подкормить червями, хлебным мякишем, то рыба всегда была в ведре у деда. Рыбачили всегда спозаранку, на рассвете. Ивы склонялись над зеркальной водой, солнце только просыпалось, и зрелище было очень красивое. Рядом шумел камыш, заливались на разные голоса птицы. Лучшего места на земле для деда не было.
Иногда он брал с собой Верочку, она звала своих подружек, которые, затаив дыхание, наблюдали за поплавком и громко визжали, когда дед в очередной раз вытаскивал рыбку из воды. Рыбка была разная: плотва, окуньки, сибиль, щука, была на памяти деда выловлена белуга в несколько килограммов.
После рыбалки все дружно возвращались домой, с уловом. Мелкую рыбешку Вера отдавала кошкам, остальная рыба шла строго под присмотром деда на жарку, на уху, плотву он сушил в специальном месте.
Похлебав ушицы, – бабка ее варила по особому старому рецепту – ели жареную рыбу. После еды пили чай с медком со своей пасеки, бегали с внучкой с сачком за бабочками, затем, утомленные, падали на зеленую лужайку и спали прямо на траве, в тени. Время было золотое, просто чудесное, есть что вспомнить.
А еще дед славился на всю округу тем, что плел лапти из ивовых прутьев, лукошки для ягоды, плетушки для хозяйства. Ивы на реке было много, дед нарезал ее вдоволь, обдирал и плел. Лапти он плел также и из липовой коры. Они были легкие, удобные и имели лечебное свойство для ног. Щеголяли в них не только свои, но и вся округа, в жару они были к тому же, просто незаменимы. Для внучки он плел особенные лапоточки, вплетая в них цветные бантики, лукошко для нее было маленькое, сплетенное дедушкой с любовью.
Заказов от сельчан на лукошки, лапти, корзины поступало немало, поэтому все свободное время дед работал у крыльца дома. Продавал людям за умеренную плату. Заказала для себя лапти и Таня Фирсова, она была подружкой Верочки и частенько забегала в гости, ходила с ними на рыбалку, в лес по ягоды. По вечерам собирались на посиделки, где пели песни все от мала до велика.
Когда Вере исполнилось семнадцать лет, появился у нее парень. Жили они с ним по-соседски, звали его Сеня Карпусин. Был он постарше Веры на три года, слыл умным и вдумчивым мальчиком. Он частенько помогал деду плести корзины, лапти, с удовольствием учился этому ремеслу. Вера с Сеней выросли вместе, часто играли, и их дружба переросла в любовь. Они стали все чаще уединяться, уходить в лес на прогулку. Мать Веры и дед были рады их дружбе и пророчили скорую свадебку.
Тихо и спокойно жили люди в деревне, но нежданно грянула война. Закончилось мирное доброе время, все реже и реже стали собираться для веселья, было не до него. Вера проводила своего любимого Сеню на войну, стала замкнутой, почти не улыбалась своей милой улыбкой.
Прошло лето, осень, а на Покров пришли немцы. Хотя дед не любил Советскую власть и их законы, но как-то с ней смирился. Фашистов он возненавидел с первого дня. Видел он расстрелы, виселицы, погромы. Чем только мог помогал партизанам: в основном, продуктами, отдал и свою лошадь. Его умение плести лапти, пригодилось партизанам летом 1942 года.
Вербное воскресение
Холодная, длинная зима подходила к концу, снег растаял, появились проталины. В пойме реки распустилась верба, а это значило приближение вербного воскресения и пасхи, когда-то самого любимого праздника всего русского народа.
Наступило Вербное воскресение – весенний православный праздник на Руси. Вся семья Костюшкиных собралась в церковь на праздничную службу, но в последний момент Верочка передумала и отказалась идти, сославшись на плохое самочувствие. Как только все ушли, Вера решила побродить по местам, где они гуляли с Севой, вспомнить жаркие поцелуи и признания в любви. Она перешла через мостик, прошлась по зарослям вербы, по пути сорвала несколько веточек.
Вдруг неожиданно из леса, со стороны Кокоревки, выехала машина с нарядом немецких солдат. Вера обмерла, увидев совсем рядом немцев, прятаться уже было поздно, немцы увидели ее. Машина остановилась, солдаты заорали, стали махать руками, но она побежала в заросли леса. Бежала она быстро, как ей казалось, не оборачиваясь, она слышала топот сапог и крик немца за спиной. В какой-то момент Вера поняла, что силы покидают ее, но она продолжала бежать из последних сил. Немец настиг ее, скрутил ей руки и стал срывать с нее юбку. Девушка отбивалась, кричала, взывала о помощи, но немец силой взял девушку и стал насиловать, силы были неравные.
Сделав свое дело, удовлетворив свою грязную похоть, немец бросил девушку и побежал вслед за машиной.
Верочка была почти без сознания, в голове стоял гул и топот, улюлюканье немцев.
– Что со мной произошло!? Почему я здесь!? Как мне теперь жить!? Что же я натворила?!Ослушалась мать, деда и не пошла с ними на службу в церковь.
Она лежала на спине, смотрела в чистое голубое небо и плакала, заливаясь слезами. Затем она прошептала:
– Где же ты, мой Сеня, я не уберегла себя, господь наказал меня. Как мне теперь жить с этим позором? Прости меня, мой милый Сенечка.
Она встала на ноги, шатаясь, поправила юбку, отряхнула все с себя и медленно пошла к речке, с единственным желанием утопиться – жить не хотелось с позором. Вера подошла к реке, стала искать талую воду, чтобы не задумываясь, броситься и уйти под лед.
Но в этот момент она услышала за спиной крик женщины. Обернувшись, она увидела бежавшую к ней Пелагею Архипову. Пелагея оказалась свидетелем того, как немец насиловал Верочку, но она не смогла вмешаться, так понимала, что ее убьет немец, но девушку ей было очень жалко.
Пелагея бежала и думала:
– Ты посмотри на нее, утопиться решила он! С ума девка сошла, господи спаси ее душу грешную и сохрани ее! Она, запыхавшись, подбежала к Вере, которая уже подошла к воде, схватила ее за пальтишко, рванула ее и прижала к себе, обняла и стала гладить по голове, успокаивая, как
