называл Странником. Поскольку я и сам хотел увидеть Аркла, то снова обулся, и мы пошли.

Кумпана привел нас на рыночную площадь, хотя, возможно, ее более правильно было бы именовать соборной. Здесь уже собралось все взрослое население города. Люди сидели прямо на земле перед усеченной пирамидой: мужчины по одну сторону, женщины по другую, словно в церкви. Дабанда чинно помалкивали и курили свои «сигареты» из кукурузных листьев. Нас с Хансом провели между ними к подножию пирамиды, а затем мы поднялись на двадцать каменных ступеней. Наверху оказалось достаточно просторно.

Перед горящим алтарем – низким, квадратным, приблизительно пять на пять футов, сложенным из плит застывшей лавы – стояли трое жрецов в белых одеждах. Они молились, низко склонив обритые наголо головы. По правую сторону от алтаря в таком же белом одеянии восседал – кто бы вы думали? – Аркл собственной персоной. Выглядел он, надо сказать, весьма внушительно. Напротив, тоже весь в белом, сидел его враг Кенека. Он яростно сверлил Странника своими выпученными глазами. Видимо опасаясь нападения с его стороны, к Кенеке приставили трех рослых стражей с копьями.

Меня усадили рядом с Арклом, а Ханс, смущаясь и держась за рукоять револьвера, занял место позади. Кумпана встал лицом к народу, между Арклом и Кенекой, отвернувшись от алтаря и жрецов. Он молчал. Все вокруг погрузилось в тишину. Я хотел было пошептаться с Арклом, но тот отрицательно покачал головой и приложил палец к губам.

Тишина завораживала. Никогда не забыть мне этой картины, когда при свете юной луны и ярких звезд, сиявших в небесной синеве, все вокруг замерло в ожидании. По левую сторону от меня притаилась бесконечная чаща леса, по правую виднелись серые крыши, а между ними – дабанда в торжественных одеждах; люди казались такими ничтожными на фоне окружающих их величественных просторов. Огоньки на кончиках сигарет выписали линию, неподвижно застывшую в воздухе, будто эти мужчины и женщины обратились в статуи. А рядом, всего в нескольких шагах, – алтарь. Даже огонь словно бы впал в транс и горел бесшумно, а три бритых жреца кланялись и махали руками, не произнося ни звука.

Признаться, я сам тоже поддался всеобщему оцепенению, да и немудрено. Тишина стояла полнейшая, и когда я шевельнул ногой и царапнул каменный пол гвоздем в ботинке, он так громко скрипнул, что все разом обернулись и так на меня посмотрели, будто я совершил нечто из ряда вон выходящее. Это продолжалось довольно долго, пока наконец я не ощутил непреодолимое желание встать и что-нибудь сказать. Просто чтобы убедиться, что я еще жив. В самом деле, еще немного – и нервное напряжение вынудило бы меня или Ханса самым возмутительным образом прервать всеобщее молчание. Но как раз в эту минуту в тишину ворвался мелодичный голос, идущий откуда-то сверху.

Я осмотрелся в поисках источника звука и сразу заметил, что на верхушке каждой из двух башен стояло по белой фигурке, которые, очевидно, всматривались в звезды. Песню, льющуюся со стороны левой башни, подхватил голос, идущий от правой. Оба звездочета пели в унисон, сладко и торжественно, однако слов я разобрать не мог, и указывали жезлами в небо.

Все присутствующие как по сигналу ожили, подобно Спящей красавице, очнувшейся от поцелуя прекрасного принца. Публика, или паства, возбужденно заговорила; мужчины и женщины переговаривались друг с другом через проход. Очевидно, они обсуждали сообщение, которое посылали им с башен астрологи, читающие по звездам. Жрецы перешли от безмолвных жестов к молитвам, которые я тоже не понимал; верно, они говорили на каком-то древнем языке. Во всяком случае их наречие сильно отличалось от традиционного арабского языка, так что я смог разобрать только одно слово: «Энгои» – имя их божества.

Воспользовавшись этой переменой, я спросил Аркла по-английски, что все это значит и почему он одет как дабанда.

– Не забывайте, Квотермейн, после того, что произошло вчера между мною и этим джентльменом напротив, я стал вождем или жрецом дабанда, а может, ими обоими в одном лице. Вернее, меня, так сказать, взяли на испытательный срок, а сегодня все должно решиться окончательно. Что до людей на башнях, то они высматривали на небе и передавали присутствующим звездные знамения, однако в чем их суть, я сказать не могу. Теперь они все вместе помолятся и вроде как совершат подношение Венере, которая сверкает вон там, рядом с Луной. После чего наконец-то займутся моим делом.

Аркл оказался прав. Возложив что-то на алтарь, трое жрецов повернулись к пастве и запели хвалебную песню, правой рукой показывая на Венеру; весь народ последовал их примеру, и даже астрологи на башнях простерли жезлы в небо и подхватили мотив – надо признать, довольно бодрый и заразительный.

Вскоре Кумпана, стоявший перед жрецами, с видом распорядителя взмахнул руками, и пение резко прекратилось. Тогда он заговорил, очень быстро и неразборчиво. Возможно, это было частью ритуала (судя по странным словам и предметам, которые он использовал) или же старик пересказывал древнюю историю племени. Наконец он перешел на понятный мне язык и неспешно поведал присутствующим о том, что случилось вчера: о вероломном нападении Кенеки на Аркла, о победе последнего и о клятве, которую Кенека принес белому Страннику.

– Вот что говорят нам звезды через провидцев, – подытожил Кумпана. – Наш почивший вождь назначил Кенеку своим преемником, главой народа дабанда и хранителем Сокровища озера. И вот после долгого наказания, когда он, во искупление тяжкого проступка, совершенного еще в юности, был изгнан с нашей земли и лишен всех привилегий, Кенеку снова призвали обратно, дабы он стал повелителем дабанда и Щитом Тени. Звезды говорят, что чужак, прозванный Странником, тот, кого пытался столь коварно убить Кенека, одержал победу и сохранил ему жизнь в обмен на клятву верности, на все права и положение в племени. Отныне Странник должен занять место Кенеки. О народ дабанда, теперь вы знаете тайну чужака, прежде сокрытую в веках. Принимаете ли вы повеление звезд о низложении Кенеки? Согласны ли вы поставить на его место одержавшего верх белого господина?

– Принимаем! – в один голос ответил народ, как если бы эта сцена была заранее отрепетирована. – Мы согласны!