Через три минуты мазиту, разделившись на два отряда, начали быстро окружать город. При спуске с горы несколько воинов было убито, но остальные благополучно достигли палисада, где под умелым командованием Бабембы укрылись от пуль за стволами.
Теперь на склоне оставались только мы, белые люди, двенадцать зулусов под предводительством Мавово и около тридцати мазиту, вооруженных ружьями.
Арабы не сразу сообразили, в чем дело. Они обстреливали мазиту, решив, что те в состоянии повального бегства. Впрочем, вскоре работорговцы увидели или услышали, что творится.
Какая тут поднялась паника! Четыреста арабов разом завопили. Некоторые рванули к палисаду, взобрались на него, но, достигнув вершины, упали, пронзенные стрелами. Те, кому удалось перелезть через изгородь, запутались в колючих зарослях опунции и погибли от ударов копий. Сообразив, что палисад – ловушка, арабы побежали назад, намереваясь выйти из города через северные ворота. Не успели они пересечь площадь, как путь им преградило дикое, клокочущее пламя, пожиравшее хижину за хижиной.
После короткого совещания арабы беспорядочной толпой ринулись обратно, рассчитывая прорваться через южные ворота. Тут пробил наш час. Враги падали как подкошенные, ведь они бежали по открытому месту – лучше мишеней не придумаешь. Я палил сразу из двух ружей, проклиная Ханса за то, что он не помогает мне перезаряжать. В этом отношении Стивену было проще: обернувшись, я с изумлением увидел рядом с ним Хоуп. Девушка не осталась с матерью в лощине у ручья, а поспешила на подмогу Стивену и теперь надевала пистон на боек второго ружья. Добавлю, что в городе Беза мы научили Хоуп стрелять.
Я крикнул Стивену, чтобы он отправил девушку в укрытие, но та наотрез отказалась, даже после того, как пуля задела ее платье.
Однако выстрелами мы не могли сдержать напор работорговцев, спасавшихся от огненной смерти. Арабы прорывались к южным воротам, бросая убитых и раненых товарищей.
– Отец мой, сейчас начнется настоящая битва! – сказал мне на ухо Мавово. – Ворота скоро падут. Мы сами должны стать воротами.
Я кивнул, понимая, что, если арабы прорвутся за ворота, нам конец. Полагаю, к тому времени они потеряли человек сорок, не более. Я кратко обрисовал ситуацию Стивену и Брату Джону, убедив последнего укрыться в лощине у ручья вместе с женой и дочерью. Мазиту я приказал бросить ружья – в пылу сражения они наверняка подстрелили бы кого-то из нас – и сопровождать нас только с копьями.
Мы торопливо спустились по горному склону и заняли позицию на открытом участке у ворот, едва не падавших под ударами арабов. Нашему взору предстало невероятно жуткое зрелище. Пламя охватило кольцо хижин у рыночной площади и, раздуваемое ветром, неслось к нам, словно живое существо. Над нами простиралась гигантская пелена дыма с огненными прожилками, такая плотная, что заслоняла небо. К счастью, ветер пелену не тревожил – она не оседала, иначе бы мы задохнулись. Вокруг царила какофония: рев пламени, пожиравшего хижину за хижиной, мешался с воплями арабов-полукровок, в гневе и ужасе цеплявшихся за ворота и друг за друга, и с треском ружей, из которых работорговцы стреляли, в основном наудачу.
Мы выстроились у ворот: впереди зулусы, Стивен и я, позади тридцать лучших воинов мазиту под предводительством самого короля Бауси. Долго ждать не пришлось. Ворота рухнули, и на насыпи, которую мы построили из земли и камней, появились люди в белых одеждах и тюрбанах. Они не спускались, а будто бы стекали вниз, как сок и косточки из выжатого плода маракуйи.
По моей команде мы выстрелили в плотную толпу, погубив немало арабов. Думаю, каждая пуля уложила двоих-троих. Потом по команде Мавово зулусы побросали ружья и кинулись в атаку со своими широкими копьями. Стивен, раздобывший себе ассегай, рванул за ними, на бегу стреляя из кольта. Следом выступил Бауси с тридцатью рослыми мазиту.
Признаюсь, я к атаке не присоединился: для рукопашной не гожусь из-за субтильности. Я чувствовал, что принесу больше пользы, если останусь в стороне и, дождавшись нужного момента, поддержу тех, кому трудно. В потасовке меня бы быстро покалечили. Или отвага изменила мне и я струсил? Может, и так, никогда не считал себя храбрецом. Как бы то ни было, я отступил с поля боя, стреляя при каждом удобном случае, и пусть немного, но помог товарищам.
Стычка переросла в настоящую битву. Как сражались зулусы! Они отважно защищали узкие ворота и насыпь от воющих арабов! Почти как римлянин Гораций[39] с двумя друзьями, что в давние времена защищали мост от несметного полчища, явившегося не помню откуда. С криками «Лаба! Лаба!» – полагаю, то был боевой клич зулусского полка, все воины которого были примерно одного возраста, – они дрались, бились, орудовали копьями и падали один за другим.
Зулусов теснили, но они вместе с тридцатью мазиту снова бросились вперед под предводительством Мавово, Стивена и Бауси. Языки пламени почти смыкались над ними. Живая изгородь из опунции и кактусов вяла, сохла и трещала, а они все сражались и сражались под огненной аркой у ворот.
Арабы снова потеснили зулусов и мазиту: на сей раз подавили численностью. У меня на глазах Мавово пырнул араба копьем, сам повалился наземь, поднялся, поразил другого врага и снова упал под сокрушительным ударом.
Двое арабов бросились его добивать, но я выстрелил из двух ружей – благо успел перезарядить их – и уложил обоих. Мавово поднялся и вонзил острие в третьего араба. На помощь зулусу бросился Стивен и, схлестнувшись с другим арабом, швырнул его на воротный столб с такой силой, что противник свалился без чувств. Старый Бауси, пыхтя от натуги, повел в атаку уцелевших мазиту. Ряды смешались, и в густом дыму сражающихся было уже