Раненый рассказал следующее: с двумя мальчишками он пас королевское стадо в полумиле от города, когда появились люди в белом с ружьями в руках. Незваные гости (было их сотни три-четыре) начали угонять скот, а завидев пастушков, открыли огонь. Этого паренька ранили, двух его товарищей убили. Раненый пастушок спасся бегством. По его словам, кто-то из бандитов кричал ему вслед: мол, передай белым людям, что их перебьют, равно как их прихвостней-мазиту, а белых женщин заберут в рабство.

– Хасан бен Магомет и работорговцы! – объявил я, когда подоспел Бабемба с воинами.

– Работорговцы вторглись в нашу страну, господин мой Макумазан! Они незаметно подкрались к нам под покровом тумана. У северных ворот стоит их посланец и требует, чтобы мы выдали им вас, белых людей, и ваших слуг. Кроме того, мы должны отдать им сотню юношей и сотню девушек для продажи в рабство. В противном случае он грозит перебить наше племя, за исключением юношей и девушек, а вас, белых людей, предать смерти через сожжение. Этот посланец говорит от имени какого-то Хасана.

– Ясно, – спокойно ответил я, ибо в сложной ситуации ко мне вернулось обычное хладнокровие. – И Бауси намерен нас выдать?

– Разве Бауси выдаст своего кровного брата Догиту и его друзей? – возмутился старик. – Бауси посылает меня к своему брату Догите за приказаниями, он взывает к твоей мудрости, господин мой Макумазан!

– Бауси не чуждо здравомыслие, – заметил я. – А Догита моими устами приказывает: вели посланцу Хасана спросить своего господина, помнит ли он содержание письма, оставленного двумя белыми людьми в расщепленной палке у лагеря. Пусть передаст ему, что белым людям пора исполнить обещание, данное в том письме, и что к завтрашнему дню они повесят его на дереве. Потом, Бабемба, собери воинов-лучников и, сколько получится, удерживай северные ворота. После этого отступай через город и присоединяйся к нам. Мы укрепимся на скалистом склоне против южных ворот. Нескольким воинам прикажи увести из города всех стариков, женщин и детей. Пусть выберутся через южные ворота и укроются в лесу за горой, причем немедленно! Ты понял меня, о Бабемба?

– Понял, господин Макумазан! Приказ Догиты будет исполнен. Напрасно мы не прислушались к тебе и не усилили караул!

Проворный, как юноша, Бабемба бросился собирать лучников, на ходу отдавая приказания.

– Теперь нам пора, – сказал я.

Мы забрали все ружья, патроны, еще кое-какие вещи и вместе с оставшимися при нас воинами Бабембы зашагали через город к южным воротам, ведя с собой двух ослов и белого быка. По дороге я велел перепуганному Сэму вернуться к нашим хижинам за одеялами и котелками, которые могли понадобиться.

– Я содрогаюсь от страха, но повинуюсь вам, мистер Квотермейн! – отозвался он.

Сэм ушел. Несколько часов спустя я хватился его и, решив, что он попал в беду и погиб, тяжело вздохнул, ибо очень к нему привязался. Вероятно, он, «содрогаясь от страха», растерялся и с одеялами и котелками побежал не в том направлении.

Вначале через город мы шли сравнительно легко, но когда пересекли рыночную площадь и попали в переулочек, петлявший между хижинами и выводивший к южным воротам, продвигаться стало очень трудно из-за беспорядочной толпы перепуганных беглецов – стариков, больных, детей, женщин с младенцами на руках. Управлять такой толпой невозможно – пришлось через нее пробиваться. Зато, поднявшись по склону, мы заняли удобнейшую позицию под самым гребнем: деревья и крупные валуны образовывали надежное прикрытие от пуль. Кроме того, мы сложили из камней небольшие брустверы. Сопровождавшие нас беженцы у гребня не остановились, а поспешили по дороге дальше и исчезли в лесу.

Я предложил Брату Джону взять животных и вместе с женой и дочерью последовать за беженцами. Он хотел согласиться, не ради себя, конечно, он не робкого десятка, но обе леди наотрез отказались. Хоуп не пожелала бросать Стивена, а ее мать сказала, что вполне полагается на меня и предпочитает остаться здесь. Тогда я предложил Стивену бежать вместе с ними, но он так рассердился, что пришлось спешно прекратить тот разговор.

Итак, женщины остались. Мы устроили их в лощине у ручья на самой вершине горы. Там пули грозили им лишь в том случае, если арабам удастся обойти нас с флангов или смести стремительной атакой. К тому же мы без лишних слов вручили дамам по двустволке и по заряженному пистолету.

У северных ворот города послышалась пальба и громкие крики. Вначале густой туман не давал ничего разглядеть, но вскоре подул сильный суховей, всегда следующий за таким туманом, и, набрав силу, поднял и рассеял его. Тогда Ханс, взобравшись на дерево, на гребне горы, сообщил, что арабы приближаются к северным воротам, стреляют на ходу, а мазиту в ответ пускают в них стрелы из-за палисада, окружающего город. Состоял палисад из земляной насыпи, плотно утыканной стволами деревьев. Попав на плодородную почву, они дали ростки и образовали живую изгородь. С внутренней и наружной стороны палисад оброс опунцией и высокими, похожими на пальцы кактусами. Спустя некоторое время Ханс сообщил, что мазиту отступают. Действительно, через пару минут они потянулись через южные ворота, унося раненых. По словам вождей, мазиту не выдержали обстрела, решили покинуть