собираемся подвесить, не заслуживают смерти от руки свободнорожденных граждан штата Одинокой Звезды. Стыдом для любого техасца будет вешать таких скунсов.

– И что ты предлагаешь, Уолт? – спрашивает один. – Кому-то из нас придется их вздернуть!

– Вовсе не обязательно. Это можно сделать, и не касаясь веревки.

– Как? – раздается сразу несколько голосов.

– Вот к чему мы с Натом Калли и клоним. Я слыхал о способе, который сами мексикины пирактикуют на инджунах забавы ради. Угостим их порцией собственного лекарства. Пусть кто-то из вас, парни, приведет пару вьючных мулов. Седла можно снять, они не понадобятся.

Полдюжины рейнджеров срываются с места и возвращаются с двумя мулами, наскоро избавленными от сбруи.

– А теперь ведите преступников! – восклицает Уайлдер.

Группа отправляется к лежачим пленникам и переводит их в вертикальное положение. Затем полуволоком тащит под ветви приспособленных под виселицу деревьев.

В изодранных мундирах, перепачканные, заляпанные кровью, мексиканцы представляют собой жалкое зрелище. Оба напоминают раненных хищников, загнанных в ловушку, но держатся по-разному. Роблес похож на здоровенного серого волка: дикого, бесстрашного и непокорного; Урага – на койота: жалкого, отчаявшегося и дрожащего от страха в ожидании будущего.

Некоторое время никто из них не произносит ни звука и не взывает к правосудию. Офицеры понимают, что это бесполезно. Это легко понять, обведя взором окружающие их лица. На них написано лишь одно слово: «смерть», оно же застыло у всех на устах.

Следует продолжительный период глубокой тишины, нарушаемой только карканьем стервятников, да шорохом, с каким рассекают воздух их распростертые крылья. Тела убитых улан лежат без присмотра, и поскольку рейнджеры теперь далеко, грифы подбираются к поживе. Волки тоже показываются на опушке леса – введенные в заблуждение спокойствием, они полагают, что пришло время начинать жестокий пир. Назревающие события только обеспечат им добавку к блюду.

– Снять путы с ног! – командует Уайлдер, указывая на осужденных.

В мгновение ока ремни с лодыжек срезаны, связанными остаются только запястья: руки у пленников заведены за спину и крепко стянуты.

– Сажайте их на мулов!

Как и предыдущий, этот приказ исполняется мгновенно, и вот приговоренные уже сидят верхом на гибридах, каждого из которых держит под уздцы один из техасцев.

– Теперь накиньте им петлю на шею. Закрепите другой конец, обмотав его вокруг сука наверху. Глядите, чтобы веревка не болталась, но и не была натянута втугую.

Распоряжения Уолта исполняются быстро и буквально, поскольку подручные хорошо понимают, что от них требуется. Понимают это и те, кто сидит на мулах. Это их собственный старый трюк. Они знают, что сидят на эшафоте, живом эшафоте, под перекладиной виселицы и с петлей на шее.

– Так, Нат, – вполголоса обращается Уайлдер к Калли. – Пружина капкана взведена? Готовь нож.

– Уже.

– Бери того, который слева, я позабочусь о правом.

Под последним подразумевается Урага. Представления Уолта о долге смешиваются с побуждением отомстить. Он вспоминает гибель товарищей в песках под Канейдиан и как его самого хотели поджарить заживо. С чувством почти радостным – что вполне естественно, учитывая обстоятельства, и едва ли достойно порицания – охотник занимает позицию сбоку от мула, на котором сидит полковник. Калли, тем временем, располагается рядом с Роблесом. У обоих в руках обнаженные ножи боуи. Человек, не знающий сути маневра, подумал бы, что техасцы собираются пронзить ими либо животных, либо седоков. Но у них нет подобного намерения, замысел совсем иной. Он раскрывается в словах Уайлдера, произнесенных за минуту до начала казни.

– Когда я дам сигнал, Нат, ткни ножом скотину, и у мексикинов не останется подставки. Эти двое вместе вершили свои злодейства в этом мире, пусть вместе отправляются и в мир иной.

– Отлично, старина! – следует лаконичный ответ Калли. – Я готов.

Затем наступает минута молчания, которая обычно предвещает казнь. Тишина такая глубокая, что стрекот кузнечика и даже шорох листвы кажутся громоподобным шумом. И такая зловещая, что даже грифы усаживаются на вершину утеса и вытягивают шеи, стараясь понять причину.

Пауза прерывается криком – не обещанным приказом Уайлдера, но стоном из уст Ураги. В последний миг сердце труса не выдержало, и мексиканец разражается жалостной мольбой. Она обращена не к тем, кто рядом – они не станут слушать, он знает, но к человеку, которому его стараниями причинено больше всего зла.

– Полковник Миранда! – взывает негодяй.

Услышав призыв, дон Валериан выбегает из палатки. Рядом с ним сестра, а Хэмерсли и доктор следуют по пятам. Все замирают при виде странного спектакля, о котором они не подозревали. Смысл этого действа не может вызвать сомнений, мизансцена в виде эшафота объясняет все.

Если у них и возникает мысль вмешаться, то уже поздно. Пока они стоят в недоумении, до них доносится крик: