Вопреки всем препятствиям, техасцы бесстрашно пробиваются вперед так быстро, насколько возможно. Хэмерсли и Уайлдер впереди, Хейнс, Калли и лучшие наездники из отряда следуют за друзьями по пятам. Уолт и кентуккиец хорошо знают путь, в противном случае в разгар свирепой бури его нелегко было бы найти.

Не сбившись с дороги, они вылетают к началу долины, где меж утесов стремится поток. Еще недавно он представлял собой маленькую речушку, настоящий ручеек, сквозь поверхность которого был виден устилающий дно песок. Теперь это настоящий водопад, глубокий, бурый и бурлящий, белый из-за пены по бокам, где бьется о камни. Вода поднялась на шесть футов и продолжает расти, она заполнила канал от края до края, ни оставив ни дюйма пространства между рекой и скалами.

Обойти эту преграду невозможно, попытка переплыть ее равносильна гибели. Даже самый сильный скакун не преодолеет такое течение. Даже могучего «речного коня» Африки, гиппопотама, и то сбило бы с ног и завертело как клок пены.

Хэмерсли, подъехавший к краю потока, понимает все с первого взгляда. Натягивая поводья, он издает восклицание, напоминающее скорее крик утопающего, чем возглас человека, наблюдающего за водопадом с безопасной позиции в седле на его берегу.

Затем с губ его срываются только два слова. Исполненные отчаяния, они повторяются снова и снова:

– Слишком поздно! Слишком поздно…

Их подхватывает Уолт Уайлдер и еще двадцать рейнджеров, остановивших коней у преграды.

Ответа нет, если не считать отражающегося от скал эха, едва слышного сквозь рев вздувшегося ручья, который без устали низвергается в долину.

– Попробуйте перебраться через меня! – словно говорит он с издевкой. – Переплывите, если отважитесь!

Нелегко, да что там, почти невозможно описать пером сцену, последовавшую за тем, как рейнджеры прибыли на берег вздувшегося потока и обнаружили, что переправиться через него нельзя. Представьте человека, купившего билет на направляющийся в далекую страну корабль и задержанного каким-то пустячным происшествием. Пассажир прибывает на пристань и обнаруживает, что швартовы отданы, сходни убраны, паруса подняты, а сам он безнадежно опоздал!

Его отчаяние способно передать то, что чувствуют техасцы, но едва ли сопоставимо с душевной тяготой Хэмерсли и Уолта Уайлдера. Чтобы выразить их чувства, следует представить человека, опоздавшего на корабль, возвращающийся на родину, где его ждет любимая жена и дети. Причем дело происходит в порту, откуда рейсы бывают «раз в год по обещанию».

Эти двое лучше техасцев осознают степень серьезности возникшего препятствия, и в такой же степени огорчены им. Слишком хорошо ясна им необратимость катастрофы. Не часы, но дни могут пройти до тех пор, пока уровень воды не спадет и возможно станет перебраться через реку, после чего подняться по проходу и возобновить погоню.

Часы, дни… Да один-единственный день, даже час способны решить судьбу дорогих им людей. Пока они взирают с седел на бурный поток, столь жестоко отрезавший их от мира, сердца обоих охвачены печалью, грудь сжимается от боли.

В другой степени и по иной причине, но техасцы тоже страдают. Одни испытывают всего лишь разочарование, но другие – настоящую ярость. Эти последние из числа тех, кто всю жизнь провел в схватках с извечным врагом, мексиканцами, и ненавидит их до глубины души. Они помнят несчастного Фаннина[86] и всеми оплакиваемого Боуи, давшего название их ножам. Иные и сами чудом спаслись от кровавой бойни в Голиаде или резни в Аламо.

С тех самых пор рейнджеры применяют закон «око за око», ища расплаты и зачастую находя ее. Возможно, зачастую месть их обращается на людей, не причастных к этим преступлениям. Но теперь перед ними виноватые, настоящие мексиканские солдаты в мундирах, те самые, кто безжалостно колол пиками и расстреливал их соплеменников в Голиаде и в Сан-Антонио. Целая рота этих негодяев всего в часе езды от них, почти что рукой подать – техасцев уязвляет и бесит мысль, что неприятель может ускользнуть.

И тем обиднее, что причина-то пустяковая: из-за какого-то дождя разбух маленький ручеек. При этом он с таким же успехом отделил их от ненавистного и презренного врага, как море огня.

Молния продолжает сверкать, гром грохочет, воет ветер, ливень не утихает. Нет смысла стоять на берегу вышедшей из берегов реки и как завороженным смотреть на ее стремительное, бурное течение и насмешливые хлопья пены, весело танцующие на поверхности воды. Лучше уж вернуться на покинутое ранчо и воспользоваться укрытием, которое оно способно предложить.

Короче говоря, выбора нет. Покоряясь неизбежности, всадники поворачивают коней и отправляются назад. Каждый хмурит лоб и тупит взор. Все разочарованы, большинство разозлены, как медведь, которому пуля чиркнула по лбу, и тот растеребил больное место до язвы. У них так и чешутся руки