погони дикий баран мог соскользнуть, быть может, даже скатиться вниз.

На высоту этого последнего перехода, несомненно, следовало обратить самое серьезное внимание; но с прочно укрепленной веревкой, которую у последнего уступа будут держать двое, человек ловкий и хладнокровный мог бы пробраться. В общем, спуск был опасный и, вероятно, трудно исполнимый, но с надеждой на Бога… Кто ничем не рискует – ничего не получает.

Словом, в заключение гамбусино рассказал, что размышления о чудесном бегстве дикого барана внушили ему мысль последовать тем же путем.

Дон Эстеван и его спутники были изумлены такой проницательностью.

Устремив взгляды вдаль, в каком-то опьянении, они уже не думали о трудностях этого спуска в пятьсот футов, который предстояло совершить, прежде чем выбраться в льяносы.

В минутном восторге каждый их них готов был отправиться сейчас же, среди белого дня, забыв о зорких глазах индейцев.

Осматривая пространство льяносов, взгляд Педро упал вдруг на черную подвижную точку, все увеличивавшуюся, казалось, по мере приближения к горе. Он указал на нее своим спутникам.

Генри Тресиллиан сразу узнал Крузейдера.

– Это конь! – воскликнул он. – Право, не говорит ли он, появляясь в такую минуту: вы ведь знаете – если я нужен, я готов?

Уже несколько раз во время своих прогулок Генри замечал в том же самом месте своего коня и заключил из этого, что, избрав его своим местопребыванием, храбрый Крузейдер нашел там, должно быть, и безопасное убежище, и более вкусную пищу.

Он не удивился теперь, увидев его там, но обстоятельство это внушило ему внезапное решение.

– На этот раз, – сказал он, – и уже без всякого жребия отправлюсь я. Дело идет о спасении всех.

Это неожиданное вступление вызвало минутное молчание.

– Вы? – спросил дон Эстеван. – Почему же именно вы, мой юный друг, а не другой? Не Педро Висенте, который сейчас только просил этой чести для себя?

– Ты, Генри?! – вскричал Роберт Тресиллиан. – Ты, дитя мое?!

– Да, я, сеньор, я, отец мой, – возразил смелый молодой человек, – и исключительно по той причине, что никто здесь не может иметь столько шансов на успех, как я. Очутившись внизу, благодаря сигналу, хорошо известному Крузейдеру, лишь я один могу заставить его прибежать. Вам известно, сеньоры, что у апачей нет мустанга, который мог бы соперничать с Крузейдером, а так как вы полагаете, что в Ариспу должны отправиться двое, то вот вам они: Крузейдер и я! Именно мы с ним, если только все не сговорится против нас, можем добраться до Ариспы.

Тронутый этой смелой речью, гамбусино приблизился к молодому человеку и, крепко пожав ему руку, сказал:

– Позвольте же, по крайней мере, мне идти с вами, Генри. Я уверен, что сумею направить вас прямо на Ариспу, тогда как вы…

Генри Тресиллиан не дал договорить ему.

– Не беспокойтесь, – сказал он, – и не отговаривайте меня. Если бы надо было идти пешком, Педро, я бы не смел равняться с вами или, скорее, мы пошли бы вместе; но ведь вы знаете, что Крузейдер позволит оседлать себя только мне одному.

– А если вы не найдете его у подножия горы?

– Я найду его. А если этого вдруг не случится, – сказал Генри Тресиллиан, – ну, тогда я буду вас ждать внизу, сеньор Педро, и мы отправимся вместе.

Каждый почувствовал, что молодой человек прав. Кто же еще, кроме Крузейдера, может быстро домчать гонца до Ариспы?

Роберт Тресиллиан, гордясь своим сыном, сжал его в объятиях. Что же касается дона Эстевана, то, соглашаясь, он невольно вспомнил о своей Гертруде, которой известие это причинит, конечно, сильное волнение.

Лишь один инженер испытывал укоры совести. Он говорил себе, что надо будет свершиться чуду, чтобы веревка при таком трудном деле не лопнула, не истерлась или же, при почти неизбежном трении, не перерезалась о край какой-нибудь скалы. Но имел ли он право высказать все это, не смея предложить ничего лучшего?

Было решено, что отъезд состоится в ту же ночь, и они повернули обратно к бивуаку.

Лишь только исследователи добрались до лагеря, как, запыхавшись, прибежал один рудокоп.

Он рассказал, как, стараясь с товарищем сдвинуть с места скалистую глыбу, препятствовавшую прокладке дороги, которую инженер велел сделать им почти у самого края возвышенности, со стороны, противоположной оврагу, – они были поражены, увидев, как глыба эта внезапно опустилась и исчезла, провалившись в пропасть с таким страшным треском, точно грянул ряд выстрелов.

Удивленные, испугавшись сначала, они вскоре пришли в себя и вместе с товарищами расчистили вход в яму.

Они открыли, таким образом, отверстие естественного колодца, который, судя по времени, за какое долетали до дна брошенные камни, был, должно быть, чрезвычайно глубок.

У этого зияющего отверстия они и вынуждены были остановиться, и товарищи послали его известить об этом открытии инженера.